След зомби - Олег Дивов Страница 21

— Нет, — честно признался Мастер. — Стараюсь…

— Во-вторых, мне удалось разобрать запись, которая должна заинтересовать тебя. Там в графе «уровень обмена» было написано то же, что и у тебя, — «Ментальный блок».

Мастер выпрямился и потянулся за новой сигаретой.

— Точно, точно… — пробормотал он. — Обещал меня ошарашить? Вот ты меня и ошарашил.

— Только не пойди по ложному следу, — предупредил Доктор. — И не расстраивайся, но тебе до этого человека оч-чень далеко. Так вот, кроме того, в графе «Особые отметки» я увидел странный знак. Там стояла большая и четкая буква «П». И вопросительный знак. И не будь я сенс, если всю книжку не прошивало насквозь едва-едва заметное, но так и не стершееся пятно. Тот, кто ставил этот знак, сделал это в страхе, да еще в каком! С полными штанами. И вообще, как я сейчас понимаю по некоторым признакам, этот файл часто брали в руки испуганные люди. Этого файла боялись, и очень. Разумеется, я начал потихоньку копать, что же это за «пэ-вопрос». Представь себе, чтобы найти ответ, понадобились годы!

— Подумаешь! — усмехнулся Мастер. — Тут полжизни сообразить не можешь, что с тобой происходит…

— Пока большевиков не поперли и система не рассыпалась, прояснять эту историю со Стальным Сердцем было попросту опасно, — продолжал Доктор. — Но я о ней помнил. А потом оказалось, что ее знают многие, — это я, сидя на Базе, ничего не видел и не слышал. Да со мной и знаться не хотели! Продался гадам. Так ведь я им не за похлебку продался! И не за шкуру свою…

— Ну, потом-то тебе поверили, — сказал Мастер.

— Да, — грустно сказал Доктор. — Но только потом. А, ладно! Это я так, жалуюсь. И вообще, я об этом не думаю. Я совершил открытие, верно? Меня все зауважали. Да? Ну, вот и хорошо. Главное — я совершил локальное открытие. Никаких революций. Никакого всеобщего счастья! Я просто усовершенствовал то, что уже было. Нам разум дал стальные руки — крылья! — Доктор заглянул в рюмку. — Вот та сука, которая выдумала психотронную пушку, — вот она действительно совершила революцию. Я убил бы ее, если бы знал, где найти.

— Так психотронные пушки все-таки существуют? — спросил Мастер. Глаза его сузились.

Доктор тяжело вздохнул.

— Ты из нее стреляешь иногда, — выдохнул он, отворачиваясь и сжимая кулаки.

Некоторое время Мастер сидел молча, разглядывая Доктора в упор. Потом взял рюмку, налил себе на самое донышко, выпил, закурил и сказал:

— А вот теперь, дорогой мой Доктор, кончаем врать и начинаем говорить только правду. Файлы… Как я понимаю, это были личные дела подопытных из знаменитой «Программы Детей». Так? А Стальное Сердце… Его настоящее имя, случаем, не Тимофей?

— Откуда ты… — пробормотал Доктор обескураженно.

— Оттуда, — невесело улыбнулся Мастер. — Судя по всему, именно оттуда. Но если я выжил, значит… Хм-м, как все интересно… Слушай, Док. Налей-ка ты себе полную. Заслужил.

* * *

— Когда полосу сдаешь? — осведомился Гаршин, копаясь в ящиках стола.

— Завтра, — лениво сказала Таня, откидываясь в кресле и выпуская дым в потолок. — По графику.

Гаршин захлопнул средний ящик, потянул нижний, потом дернул, тихо выругался и рванул изо всех сил. Стол затрясся, и Тане на колени спланировало несколько машинописных листов, обезображенных до полной неразборчивости гаршинской синей ручкой.

— Где-то здесь было… — бормотал Гаршин, что-то со скрипом раздирая. Появилось и уперлось в столешницу обтянутое застиранной джинсой колено. Стол нервно приплясывал, но не уступал.

— Э! — воскликнула Таня, выпрямляясь в кресле. — Начальник! Это что за материал?

— Какой? — спросил из-под стола Гаршин, продолжая рвать на себя.

— Вот этот!

— Не вижу, — сообщил Гаршин голосом честным, но излишне напряженным. Стол издал придушенный звук и наконец замер.

— Это невозможно, — горько сказала Таня, бросая листки обратно в кучу бумаги на столе. — Ты просто не понимаешь… не понимаешь, с каким трудом Кузя это добывал. Он втирался к ним в доверие почти год.

— Ерунда, — отрезал Гаршин, появляясь вновь в кресле редактора отдела. В кулаке он сжимал вырванную из зубов стола добычу — громадный толстый конверт. — Если входить в тему год, ничего путного уже не напишешь. Что Кузьмин и доказал этим материалом. Он стал принимать тему слишком близко к сердцу. А это уже не журналистика. Это литература.

— Если бы ты там был… — начала Таня, но Гаршин показал ей рукой — замолкни. Когда Гаршин переходил на жесты, это означало, что разговаривать на данную тему он просто не будет. Таня вздохнула.

— Не сутулься, — приказал Гаршин. — Это я могу сутулиться, в мои годы и с моими заботами. И то, как видишь, хожу прямо и крест свой несу безропотно…

— Хочешь еще и мой — до кучи? — поинтересовалась Таня, отворачиваясь, но плечи все-таки расправив. — В том смысле, что Кузю я к тебе пришлю, когда он спросит. Я в литературе мало понимаю. В отличие от вас, мэтр.

— Присылай, — согласился Гаршин, укладывая конверт поверх бумаг и припечатывая его сверху ладонью. — Я ему все объясню. Ты что, действительно не понимаешь, что материал слабый?

— Это для тебя он слабый. Ты такие материалы бракуешь каждый день. Но сначала-то ты их читаешь! И эта тема для тебя, конечно, уже пройденный этап. А подписчики ахнут! Они-то еще не в курсе…

— Сомневаюсь, что они ахнут, — желчно сказал Гаршин. — Скорее охнут. А в конце месяца подписка ухнет. А главный, между прочим, вчера именно этот вопрос поднял. И тоже ухнул — этим вопросом по моей голове. Было очень больно.

— За что? — удивилась Таня. — Хвалил ведь две последние полосы.

— Вот то-то что хвалил. А теперь посмотрел наш план и говорит, что перехвалил. Везде, говорит, одно и то же — страшилки для пугливых дамочек. Хочу, говорит, чтобы меня удивили. А если удивлять не можете, тогда непонятно, зачем вообще газете «аномальная» полоса, задача которой — удивлять и наводить на размышления…

Таня сникла. Она пыталась найти тему, которая могла бы всерьез удивить главного редактора.

— Его-то, чайника, удивить можно, — сказал пренебрежительно Гаршин, глядя на Таню сверху вниз и наблюдая, как у нее идет мыслительный процесс. — Вот ты подумай, как меня удивить. Это и будет тот уровень, на который следовало бы вывести и твою полосу, и вообще все, что выдает наш дохлый отдел.

Таня затравленно посмотрела на Гаршина. Чем можно удивить этого прожженного журналюгу, тощего и некрасивого циника пятидесяти лет от роду, она точно не знала.

Гаршин рассматривал Таню, в который раз удивляясь, почему она внушает ему такие странные, почти отцовские чувства. Таня была барышня яркая, но на гаршинский вкус слишком крупная. Шатенка, волосы уложены в пышную гриву, вон хвост какой… умные зеленые глазищи, вообще очень привлекательное лицо. И фигура что надо, но рост, как у манекенщицы. Таких Гаршин опасался, себе в этом не отдавая отчета. И жена у него была крохотная. А сын пошел в отца — длинный, тощий и нескладный, уже в шестнадцать обгоняющий папу в росте. Гаршин прижимал конверт и думал сразу обо всех — о жене, сыне, Тане… Сейчас он откроет конверт и выпустит из него свору разъяренных псов.