Три капитана - Сергей Челяев Страница 21

Апрель, 2614 год

Звездолет «Михаил Гросвальд»

Планета Ружена — Планета Беллона

Согласно пояснениям Тайны, планета Беллона, куда мою спутницу неудержимо влекла интригующая история ее фамилии, а меня — бес авантюризма, представляла из себя консервы «Песок в собственном льду».

Ну то есть Беллона это и в самом деле «теплый Марс», ясно? Теплый… Но — Марс.

Забавно, кстати, что после терраформирования Марса этот термин, родившийся в теоретической астрономии экстрасолярных планет еще в начале XXI века, потерял всякий смысл. Теперь-то на Марсе и в самом деле тепло! Ну то есть как тепло? В районе горы Олимп — примерно как в Питере. Зимы на Марсе, конечно, по-прежнему холодные, но летом без пальто ходить можно.

А вот на Беллоне — холодно.

Доминирующие ландшафты: снежные поля, ледяные равнины, плоскогорья, холодные песчаные пустыни.

Над всем этим вечно дуют пронизывающие до костей студеные ветры.

Но все-таки, друзья мои, у Беллоны есть приемлемая кислородная атмосфера. Там можно дышать. Также планета находится достаточно близко к центральному светилу — красному карлику Вольф 359 — чтобы температура на экваторе никогда не падала ниже минус 15. А еще на Беллоне есть нормальные водяные океаны. Ну и сила тяжести весьма близка к земной.

А вот это всё — принципиально важные обстоятельства. Решающие обстоятельства.

Потому и не удивительно, что Беллона — ЗАВТОН. Закрытая Внеземная Территория Объединенных Наций. Планета-заповедник, если угодно.

Планета, которую Россия застолбила за собой «на вырост». И которая в будущем может покрыться сетью городков, шахт и заводов.

Это официально.

А неофициально — и это уже куда интереснее! — год назад Беллона была передана в ведение Государственного Арсенала «Геострой». Которому разрешили использовать планету как полигон для отработки новейших технологий терраформирования.

Это мне разъяснил широкоплечий краснорожий бородач-гляциолог, в компании которого мы стартовали с крохотного космодромчика на территории Старых Верфей. Серега Федотов, начальник группы исследователей беллонского шельфа, именно на сегодня выбил звездолет «Михаил Гросвальд» из научной флотилии РАН, чтобы закинуть своей группе кое-что из оборудования и продовольствия.

Понятно, что помимо шести центнеров еды «Гросвальд» тащил еще как минимум шестьсот тонн каких-то невнятных контейнеров, но именно апельсины и буженина более всего занимали внимание моего визави.

— Потому что в этой Снежети только консервы, мясоовощные концентраты да лимоны! Нормальной еды для здорового мужика днем с огнем не сыскать! — Громогласно пояснял он, силясь перекричать гудение двигателей на старте. — А мы же все-таки не сибирские плотогоны, на пеммикане мозги много не сварят!

Свой звездолетик Серега величал не иначе как «паровоз». В гляциологию был влюблен по уши. Говорить мог о ней часами — так что мне не пришлось и трех раз раскрыть рот.

Уже в первый миг знакомства Федотов страшно обрадовался, что я — не просто его коллега, но еще и с приставкой «палео-».

— Это ж просто здорово, термоядерно! — заорал он и так жахнул меня по плечу своей лопатообразной лапищей, что я едва не присел. — Ведь это ваш брат-палеогляциолог накопал еще полтыщи лет назад такого, что главные светочи тут же выдвинули Концепцию!

— Концепцию? — Рискнул спросить я.

— Ну да! Это ж вы открыли, — рокотал он, — что древние оледенения на Земле распространялись не только на сушу, но и на области глубоких полярных бассейнов. А уж континентальные-то шельфы — сто пудов! Аккурат в канун двадцать первого столетия по вашим, други, наработкам и с помощью дедуктивного метода познания мира была создана модель Панарктического ледникового покрова! Кр-р-расота! И теперь одна только наша мариногляциология чего стоит!

— Да ладно, — смущенно пожал я плечами, чувствуя, как в голове потревоженным ульем гудит и ворочается сонмище неведомых мне терминов и понятий. — Впрочем, передавайте ей привет.

Он на мгновение запнулся и посмотрел на меня тяжким взором.

— Кому передавать?

— Ну, этой вашей… Марине, — пролепетал я, с ужасом чувствуя, что ляпнул чего-то лишнего, и вот сейчас меня разоблачат.

— Петровне что ли? Бухгалтерше из третьего отряда? — Нахмурив кустистые брови, уточнил бородач.

— Ей! — Радостно заорал я, благо двигатели тут же взяли какую-то новую, нестерпимо сочную ноту, и продолжение разговора наконец-то стало невозможным по техническим причинам.

Федотов только рукой махнул: чего там, прилетишь сам и выскажешь почтение этой своей Марине.

Потом Федотов с удвоенной энергией принялся знакомить меня с последними тенденциями в области изменения рельефа нивально-гляциальных систем Беллоны как основных составляющих тамошней гляциосферы. Под аккомпанемент его здорового рокота и ровное гудение топливных насосов РАНовского звездолета я быстро задремал.

Тайна к тому времени уже перестала царапать меня уничтожающими взглядами исподлобья. Ей тоже было о чем подумать: кажется, последний звонок пришел к ней от того, кого она никак не ожидала услышать. И тем паче — получить поддержку. Поэтому я сквозь дрему видел, как изредка ее тонкие соболиные бровки удивленно приподнимались и подолгу оставались в этом привлекательном положении.