Из любви к искусству - Карина Пьянкова Страница 21

На себя бы посмотрел, старая развалина. Его и на роли-то зовут уже только за прежние заслуги, новых достижений давно не видать. Но вот эти свои размышления я не стала озвучивать. Не потому, что хорошо воспитана. Уже говорила, не приживалась на ниве моей души культурность. Просто увидела сидящую спиной к нам с Кэрритом ларэ Эву Харрэт, которая обычно молчала только во сне. А тут вдруг замерла, ничего не говорит, хотя следующая сцена будет наша с ней.

— Эва! — окликнула я девушку, но та никак не отреагировала.

Кэррит проворчал «Опять музыку слушает» и отвернулся. Я же решила подойти поближе и проверить, не задремала ли коллега посреди рабочего дня.

Мой визг услышали, наверное, все в здании.

Эва Харрэт сидела в черном кожаном кресле, понурив голову. Поэтому не так сильно бросалось в глаза, что горло у нее перерезано от уха до уха. А бордовое шерстяное платье оказалось практически под тон крови.

Разглядев ужасное зрелище во всех подробностях, я в ужасе попятилась, споткнулась обо что-то и упала навзничь. Потом села на пол и поняла, что ни встать на ноги, ни отвести взгляда от покойницы не могу. Зубы мелко стучали. С этим поделать тоже ничего не получалось.

Кто-то поднял меня на ноги, заставил перейти в другую комнату, всучил бутылку с водой… Но все это воспринималось просто как некое мельтешение. Почему-то труп Эвы напугал меня куда больше, чем мертвое тело Фреда. Наверное, все дело в крови.

Так много крови…

В себя я пришла только от тяжелой, болезненной пощечины, которая заставила голову мотнуться из стороны в сторону. Щеку тут же начало жечь.

— Вы ума лишились! Синяк будет! — завопила я и поняла, что ударил меня Милад.

Рядом с кахэ стоял явно встревоженный Мик, причем непонятно, чего он больше боялся: моего состояния или моей ярости из-за попорченного лица.

Оказывается, я уже находилась в своей же гримерке.

— Принесите ей что-то холодное, пусть к лицу приложит. Синяк действительно может появиться, — обратился к моему агенту южанин, и Мик почему-то подчинился. — Да не сверкайте так глазами, в крайнем случае, гримеры замажут без труда.

Наверняка замажут, они и не такое в состоянии спрятать.

— Это не повод руки распускать! — возмутилась я. Да меня буквально распирало от злости. Как этот гад вообще посмел меня ударить?!

Милад словно мысли мои прочел.

— Вы бы на себя со стороны посмотрели, Уиллер. Давно не видел такого качественного шока. Вам нужно как можно скорей уехать к себе и отдохнуть. О съемках не может быть и речи.

Я горько усмехнулась.

— Как будто сейчас кто-то станет снимать. Как бы в итоге вообще не закрыли проект. Два покойника на съемочной площадке — это вам не шутки. Боги всемилостивые, но Эва-то кому настолько сильно насолила? Она же была совершенно бестолковая.

Говорила я не с кахэ, скорее сама с собой, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. Наверное, действительно выгляжу просто отвратительно.

— Что ж вы такая нервная? — тяжело вздохнул Милад и принялся рыскать по шкафам.

Оказалось, искал он алкоголь и без труда обнаружил заветную бутылку с какой-то хитрой оркской настойкой, про которую Мик говорил «от нервов».

— Давайте пару глотков, — велел мне кахэ, а после сам, едва не силой влил в меня напиток прямо из бутылки.

Я тут же подавилась, закашлялась, следом разревелась, краем сознания понимая, что макияжу теперь точно конец. Плакала я бурно и очень некрасиво, с соплями, опухшими глазами и прочими прелестями полноценной истерики.

Утешать южанин и не подумал, просто сунул в руки коробку с бумажными салфетками и вышел из гримерки.

Хвала богам.