Черное пламя Раграна - Марина Эльденберт Страница 21

— Надо уметь достойно проигрывать, Аврора, — говорит он и уводит ее к окну, а Даг снова перехватывает меня, Доминик заслоняет их, смотрит мне прямо в глаза.

— Аврора, они строят свою линию на лжи. Наша сила в правде.

— Какая сила в правде, которая никому не нужна?! Она поможет мне защитить сына? Не отдать его им?

— Мы будем отрицать то, что они предоставили. Спокойно. Без лишних эмоций.

— Почему ты не хочешь, чтобы я сказала правду о том, что он делал мне предложение?

— Потому что этого они наверняка ждут, и знают, за что зацепиться. Ты видела, как они вывернули ситуацию с абортом?

Я прикладываю пальцы ко лбу, киваю Дагу в знак благодарности — теперь меня уже можно отпустить — и отстраняюсь.

— Что нам делать, Доминик? — спрашиваю я. — Что мне делать? Я не могу его потерять! Его нельзя отдавать им.

— Доверься мне, Аврора.

Довериться?

Я качаю головой и шагаю обратно в зал суда. Мимо обескураженных расстроенных Дага и Зои, в двери, где остались свидетели Карида и его юрист. Прохожу прямо к нему, останавливаюсь напротив этого самоуверенного качка со светлыми волосами и квадратной челюстью.

— Любите фабриковать улики? — спрашиваю прямо в ухмыляющееся лицо.

Ухмылка не исчезает, но становится похожей на оскал.

— Осторожнее, риам Этроу. В первый раз я спишу ваши слова на эмоции, но в следующий раз просто предъявлю вам обвинение за клевету.

Я смотрю в эту циничную физиономию, в эту рожу, в которую хочется плюнуть, разворачиваюсь и иду на свое место. Опускаюсь на стул и впервые за все время тянусь к графину с водой, стоящему на столе. Рука дрожит, графин перехватывает Доминик.

— Позволь мне.

Все возвращаются на места, возвращается и судья, и ее секретарь, и полиция.

Даг и Зои защищают меня изо всех сил, но даже их ответы доносятся до меня сквозь шум в ушах. Ответы о том, как я забочусь о Ларе, как я его люблю, о том, сколько я всего делаю, чтобы у него было все, но для меня сейчас это все неважно. Мне кажется противоестественной сама мысль о том, чтобы вот так наизнанку выворачивать это чувство к моей крохе. К моему маленькому, самому любимому мальчику. То чувство, которое и словами-то передать нельзя, которое бьется во мне, бьется вместе с моим сердцем, пульсирует во мне с каждым вдохом. Смешно говорить о том, что я для него делаю, потому что я сделаю для него все не потому, что он мой сын и уж тем более не потому, что я что-то там должна. Это Карид может пытаться объяснить это словами, а я могу только чувствовать. И отдавать всю себя, чтобы Лар был счастлив.

Когда к Дагу и Зои приближается этот белобрысый дракон, начинаются намеки на то, можно ли адекватно оценивать кого-то, будучи его лучшими друзьями, а также на их материальное состояние. Доминик бьется за каждый вопрос, и так до тех пор, пока не настает моя очередь.

Во-первых, здесь пригождаются анализы. Первым делом на меня пытаются надавить через наследственность — то есть через мою мать. Но поскольку анализы есть, и у меня есть хотя бы такой щит, с этой темы юристу Карида приходится уйти достаточно быстро. Правда, не без ремарки, что они не станут требовать экспертизу, как некоторые, на что Доминик ощетинивается возражением, и судья его принимает.

— Подобные замечания в ходе судебного процесса недопустимы, — комментирует она.

— Прошу прощения, ваша честь, — адвокат Карида отступает, но он все равно доволен. Он мегадоволен, а эта шпилька просто для того, чтобы в очередной раз напомнить нам наше место.

— Значит, вы настаиваете на том, что звонков от риамера дель Рандаргим не было. Точно так же, как и ваши друзья?

Доминик задавал вопросы Дагу и Зои, и они подтвердили, что ни разу не были свидетелями моих разговоров с Каридом — до того недавнего времени, как он объявился на самом деле.

— Звонков не было, — спокойно отвечаю я.

Спокойствие — это единственное, что у меня осталось, и я держусь за него. Надо же мне за что-то держаться. За ясный взгляд моего сына сейчас не вариант, я боюсь, что просто разревусь на глазах у всех.

— Ваша честь, — юрист Карида разводит руками. — Мне сложно понять, можно ли вообще верить словам женщины, которая отрицает очевидное.

— Возражаю ваша честь, — резко говорит Доминик, — это переход на личности.

— Отклоняется. Риам Этроу, у меня есть доказательства ваших разговоров с раимером дель Рандаргимом, — судья сводит брови, глядя на меня в упор.

— Я не говорила с ним, — упрямо повторяю я. — Ни разу до того дня, как он связался со мной, чтобы заявить о том, что хочет отнять у меня сына.

— Риам Этроу лжет, ваша честь. У моего клиента никогда не было такой формулировки.

Пора заканчивать с этим фарсом!

Я резко поднимаюсь, несмотря на предупреждающий взгляд Доминика, поворачиваюсь к судье и говорю:

— Я не думала, что в моей жизни настанет тот день, когда я буду объяснять, почему мой сын должен остаться со мной. Сын, которого я сохранила и уберегла от так называемого отца…

— Ваша честь, возражаю! Это оскорбление моего клиента.

— Принимается. Риам Этроу, выбирайте выражения.

— Можете мне поверить, ваша честь, я их выбираю, — говорю жестко и холодно. — Я не из тех, кто считает, что мать становится матерью только потому, что она выносила и родила. Но я из тех, кто считает, что настоящая мать сделает все, чтобы уберечь своего ребенка от человека с сомнительными жизненными принципами, от того, кто не способен даже признать тот факт, что ему было все равно, что эта новая жизнь может погаснуть, если я соглашусь на аборт.

— Ваша честь, возражаю! Это намеренное эмоциональное искажение сведений…

— Это заключительная речь моего клиента, — перебивает Доминик. — И она имеет право высказать свое мнение.

— Прошу обратить внимание, что мой клиент риам Этроу не оскорблял.

— Выбирайте выражения, риам Этроу, — с нажимом повторяет судья.

— Что ж, — я опираюсь о кафедру и подаюсь вперед. — Поскольку мне приходится выбирать выражения, я могу добавить только одно. Я люблю своего сына всем сердцем. Возможно, я не идеальная мать, возможно, у меня нет того дохода, который есть у риамера дель Рандаргима, но я каждый день, каждый час и каждую минуту работаю над собой и делаю все, чтобы Лар был счастлив. Чтобы у него было все самое лучшее. Чтобы он знал, что его любят. Делала, делаю и буду делать впредь. Я сделаю для него все.

На этом во мне кончились слова и эмоции.

Я бы приземлилась, как воздушный шарик, из которого вышел легкий газ, если бы не голос судьи:

— У сторон еще есть вопросы к риам Этроу?

Вопросов не было. Поэтому Доминик подал мне руку и проводил за стол, и я как во сне слушала заключительные речи. Потом судья удалилась для вынесения решения, и я еще какое-то время сидела в подвешенном состоянии рядом с молчаливыми Дагом и Зои. Доминик возил пальцами по столу смартфон, а я смотрела в окно на кружащиеся вихрями листья. Непривычная картина для центра Мериужа, но здесь на аллее были достаточно высокие деревья, а наш зал находился на четвертом этаже. Поэтому, когда порыв ветра срывал их с веток, я могла видеть, как они взлетают, кружатся и оседают.