Последняя глушь - Эрин Хантер Страница 21

— Ты был медведем, когда проглотил крючок?

— Нет. Я был гусем.

Тиинчу изумленно приподнял брови.

— В тебе живет дух не одного, а многих существ?

Уджурак кивнул.

— Но чаще всего я медведь. Но уже успел побывать и гусем, и орлом, и оленем…

— Значит, ты оборотень? — перебил целитель.

Он, не отрываясь, смотрел в лицо Уджураку, и в его темных глазах светилось что-то, похожее на восторг или даже на странную надежду.

— Я… Ну, наверное, — пробормотал Уджурак, склоняя голову набок. — А ты? Тот заяц в пещере — это ведь был ты, да?

Тиинчу кивнул.

— У тебя много обличий, а у меня только два: мужчины, как сейчас, и зайца-беляка. Большую часть времени я мужчина, но во сне становлюсь зайцем и узнаю то, о чем никогда бы не узнал, оставаясь мужчиной.

Уджурак вспомнил ощущение покоя, исходившее от этого стойбища плосколицых, и безотчетную уверенность в том, что здесь на них не будут охотиться.

— Все плосколицые умеют превращаться в каких-то зверей?

— Плосколицые? — улыбнулся целитель. — Хм, хорошее слово, очень точное. Нет, маленький медведь. Я здесь единственный плосколицый, обладающий духом животного.

Он нагнулся, внимательно всматриваясь в лицо Уджурака.

— Зачем ты пришел сюда? — спросил он.

Уджурак не сразу нашелся, что ответить. Честно говоря, он и сам не знал, зачем…

— Я… иногда я слышу голоса, — пробормотал он.

Уджурак не решился признаться Тиинчу в том, что этот голос принадлежал Силалюк — даже такой мудрый целитель вряд ли поверит в то, что могучая небесная медведица разговаривает с каким-то медвежонком гризли!

К счастью, Тиинчу не стал спрашивать его о том, кому принадлежал голос. Он вдруг резко встал, подошел к очагу и плеснул в стоящий на огне горшок какой-то густой, приятно пахнущей жидкости.

— И что тебе говорят эти голоса? — спросил он, снова возвращаясь к постели Уджурака.

— Они говорят… что я… что я должен спасти дикий мир.

Тиинчу громко вздохнул и покачал головой.

— Это трудная задача, — прошептал он.

Он сел, опустил в горшок ложку и стал кормить Уджурака. Жидкость оказалась горячей и приятной, от нее пахло оленями и травами. Тепло разлилось по всему телу Уджурака, и его снова стало клонить в сон. Но он не хотел засыпать, ведь ему тоже нужно было задать несколько вопросов Тиинчу, чтобы побольше узнать о том, куда он попал и кто о нем заботится.

«Может быть, сама Силалюк привела меня сюда?» — подумал он.

— Что это за место? — с трудом прошептал Уджурак, проглотив еще одну ложку.

— Северная деревня, — ответил Тиинчу, поднося новую ложку ко рту Уджурака. — А мы — народ карибу или северных оленей. Нам нравится жить здесь, среди зверей, в Долине карибу. Это место — Последняя великая глушь.

Уджурак почувствовал, как к нему возвращаются силы, и ему становится легче говорить.

— Я уже слышал это название, — сказал он. — Один… кое-кто, кого я встретил в пути, рассказал мне об этом месте.

Зачем говорить Тиинчу о том, что Квопик был медведем?

— Здешние люди, — начал было Тиинчу, но его прервал какой-то громкий назойливый треск, доносившийся снаружи.

Уджурак резко сел, сердце бешено заколотилось у него в груди.

«Что это? Оно громче, чем огнезверь!»

Тиинчу мягко опустил руку ему на плечо, давая понять, что нечего бояться.

— Теперь я ненадолго оставлю тебя, — сказал он, вставая. — Постарайся уснуть.

— Куда ты? — спросил Уджурак.

— Сегодня мы ждем гостей издалека, — ответил целитель. — Кажется, они уже прибыли. Я должен их встретить. — Он сказал это очень мрачно, словно совсем не радовался предстоящей встрече.

— Гости? — переспросил он.

— На свете есть люди, которые уважают наши обычаи, — пояснил Тиинчу. Его черные глаза были задумчивы и невеселы. — Но есть и другие, которые не хотят, чтобы глушь оставалась дикой природой.

— Кто они? — просипел Уджурак.

— Охотники, которые не уважают духов зверей, как это делает мой народ, — ответил Тиинчу. — Люди, которые хотят прорезать глушь дорогами и настроить тут домов. И другие… — он нахмурился. — Те, кто мечтает вырвать из земли сердце ради собственной выгоды.

Уджурак вытаращил глаза. Он не понимал, о чем говорит Тиинчу, но ему стало страшно.

— Не тревожься, — успокоил его целитель. — Пока дыхание не угасло в моей груди, я буду бороться против грядущих перемен, и я не одинок в этой борьбе.