Кровь нынче в моде - Валери Стиверс Страница 21

Очевидно, моя мама имела обыкновение показываться на людях с Ле Джантором, как назвала его Аннабел.

— После того как ты сказала мне, что она твоя мать, я залезла в «Гугл» и нашла там фотографию, на которой они вместе в баре на улице Бауэри. Я скину ее тебе.

Я больше не хочу находиться тут. Не хочу говорить об этом. Я хочу только одного — чтобы они замолчали. Это как удар ботинком в живот — слушать о тайной жизни Эвы в Нью-Йорке и ее похождениях с каким-то чудо-парнем, вместо того чтобы быть дома с моим папой. Я удивляюсь тому, что мне до сих пор больно. Эва ушла так давно, что эта рана должна была бы давно зарубцеваться. Однако, услышав эту новость о ней — пусть это даже только фото, которое я никогда не видела, — я чувствую, как мои старые раны закровоточили.

Мои сослуживицы приближаются ко мне, а я инстинктивно отодвигаюсь. Наконец ударяюсь спиной о стеклянную стену, отделяющую террасу от внутреннего помещения бара. Я, конечно, рада, что они внезапно все стали такими милыми, но говорить о моей маме — это уж слишком. Я допиваю остатки вина и, извинившись, ухожу.

Протискиваясь сквозь теперь уже достаточно плотную толпу, я замечаю суматоху у двери — громкие восклицания, фотовспышки. На пороге на секунду задерживается стройная элегантная женщина в платье из черной тафты, с открытыми плечами, которое по-викториански украшено кружевами и в то же время достаточно строгое. Уверена, что оно стоит больше, чем автомобиль моего отца. Блестящие черные волосы обрамляют совершенное лицо: Лиллиан Холл. Позади нее Алекса, купающаяся в лучах отраженной славы.

Если Алекса узнает, что я явилась на эту вечеринку, она меня убьет. Я ныряю в толпу и двигаюсь в противоположном направлении.

Наталкиваюсь на Рико.

— Котенок! — Он делает вид, что целует меня в обе щеки.

— Привет, Рико! — Рико выглядит совсем не столь бесподобно, как накануне вечером. Спортивный стиль, безусловно, очень моден сейчас, но впечатление такое, что он только что с тренировки.

— Не смотри на меня так, мисс Мак.

— Извини. Это «Стелла для мужчин»? — Я называю самую тенденциозную марку спортивной одежды, которая пришла мне в голову.

— Нет. Это «Рико был в «Эквиноксе», [13]когда вспомнил о вечеринке в «Саксе» и решил прийти!». — Он смотрит куда-то поверх моего плеча.

— Привет!

К нам подходит Джеймс, держа в руках пиво и фужер шампанского. На шее у него болтается камера.

— Привет, Кейт, — здоровается он. — Ваше высочество. — Он вручает фужер Рико. — Шампанского в бесплатном баре нет, поэтому мне пришлось заплатить за него.

— О, почему мне тебя не жалко? — Рико жадно осушает бокал и возвращает его Джеймсу. — Я немножко обезводился, дорогой, поскольку отрабатывал свой долг и вообще. Почему бы тебе не принести мне еще один?

Джеймс удивительно покорно снова идет к бару. С неудовольствием я замечаю парочку девушек, наблюдающих за ним. Рико резюмирует:

— Так вот, Кейт, на этой вечеринке есть все — кокс, девочки, мальчики, крохотные юбочки. И… безразмерные сумки — ты права относительно тенденции.

Мой парусиновый мешок от Всемирной федерации живой природы довольно вместительный.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Рико.

— Люди расшатывают основы, веселятся, — говорю я, пользуясь языком «Тэсти». С Рико легко разговаривать. — Это идет вразрез с главной тенденцией сезона — с обилием мрачных пятен, но я думаю, что мода этого лета — игривая.

— Абсолютно верно! Бесподобно, дорогая! Ты держишь руку на пульсе! — восклицает Рико.

Совершенно неигривого вида девушка в черных туфлях на умопомрачительно высокой платформе и в покрытом паутиной черном кружевном платье, туго обтягивающем ее задницу, проплывает мимо в миллиметре от нас.

Ее черная, украшенная перьями сумочка напоминает чучело совы. Риз Мэлапин.

— Она исключение. Не очень игривая.

— Ты ее знаешь? — заинтересованно спрашивает Рико.

— Не очень. Она чья-то ассистентка.

— Ладно, держись от нее подальше, милочка. Клинический случай. Эта девушка известна тем, что слишком сильно прониклась эстетическим образом «Тэсти». Я хочу сказать, что у всех есть свои отклонения, но она была госпитализирована, а это уже не модно. Правда, ее одежда претендует на стиль и довольно высокого качества, но… простите, разве сегодня Хэллоуин? Вовсе нет.

— Я считаю, она красива, — выступаю я в ее защиту.

Она была со мной не очень-то любезной, но я вспомнила лопнувшие кровеносные сосудики на ее пальцах и то, что она рассказала мне о своем выпускном сочинении в Гарварде. Мне стало жаль ее.

— О всемогущий, спаси меня от красоток, — причитает Рико. — Любая может быть красивой, но только Кейт может решиться надеть платье в лохмотьях и обувь, которая похожа на спортивные тапочки, и тем не менее выглядеть на все сто.

Я никогда не считала себя стильной, поэтому краснею.

Вновь появляется Джеймс, держа в каждой руке по бокалу шампанского, и подает их оба Рико. Мгновение его светло-карие глаза вопросительно изучают мое пылающее лицо — от этого мой румянец становится еще сильнее. Он быстро отводит взгляд.

— Там, где взял, этого больше нет, — говорит он.

— Я собираюсь пойти попудрить носик, если вы понимаете, о чем я. — Рико неожиданно исчезает, и мы с Джеймсом остаемся наедине.

— Мне нравится Рико. Он такой веселый и напоминает мне одного приятеля с моей прежней работы. Как ты с ним познакомился? — Ну и ну! Я начинаю вести светские беседы. С ума сойти!

— По объявлению. Я приземлился в Нью-Йорке несколько лет назад с тысячей долларов в кармане, парой пачек сигарет, пятьюдесятью семью пленками и тропической болезнью. Рико оказался единственным, кто меня в этой ситуации не испугался.

— Как мило. — Я испытываю приступ сарказма, хотя, конечно, забавно представить его тогдашнего, тощего и полагающегося только на удачу. Я не могу долго смотреть на него, у меня начинает кружиться голова. — Что это была за болезнь?

— Малярия.

— Ты принимал лекарства?

— Не те, которые были нужны.

— С ума сойти, неужели тебе не прописали мефлохин, хингамин, прогуанил, дараприм… — Названия слетают с моих губ помимо моей воли.

Он не утруждался приемом антималярийных препаратов на начальной стадии болезни. Он даже не знал названий лекарств.

Возникает пауза, довольно неловкая. «Давай, скажи что-нибудь дельное» — приказываю я себе.

— Ужасно, но я не видела свою маму с шестнадцатилетнего возраста, — выпаливаю я. — А она была модным дизайнером, и все здесь знают ее.