Пиратика - Танит Ли Страница 20

Закончить он не успел. Артия шагнула вперед, сорвала с его глаза повязку и влепила звонкую пощечину: сперва в правую щеку, затем в левую.

Черный Хват покраснел, как вареная свекла в винном соусе. Взревев, он замахнулся кулаком — Эйри и Питер дружно кинулись вперед, — но Артия ловко уклонилась от удара с безупречной грацией тренированного бойца. Откачнувшись назад, она ответила ему резким апперкотом в небритую челюсть.

У Черного Хвата глаза вылезли из орбит. Он откинул голову и рухнул на палубу с грохотом, от которого крохотный кораблик закачался еще сильнее.

Вокруг собралась вся команда. За исключением Феликса, который отошел на корму и принялся с интересом разглядывать что-то необычайно интересное на ледяной глади реки. И Эбада, по-прежнему в задумчивости восседавшего на бочке. Попугай увлеченно чистил перышки.

— По Пиратскому закону Дальних Морей, — заявила Артия, — любой, кто не согласен с точкой зрения капитана, может драться со мной. Это справедливо. — И дружеским тоном добавила: — Вы все, джентльмены. Вы станете драться со мной один на один, в порядке строгой очереди. Я готова вести бой на любых условиях. Правда, я об Черныша кулак ушибла. Так что сгодятся и шпаги — или, на худой конец, пистолеты…

— Артемизия, — начал было Эйри.

— Если еще раз назовешь меня этим именем, я проткну тебя насквозь, мистер О'Ши. Даже неудобно напоминать, но моя шпага настоящая. Меня зовут Артия Стреллби. Или, если угодно, капитан Стреллби.

— Артия! Клянусь священной свиньей Эйры… — Эйри возвел глаза к небу.

Питер и Уолтер явно чувствовали себя не в своей тарелке. Они выросли, глядя, как Молли сражается на сцене. Артия дралась точно так же, как ее мать. Недаром Молли обучала ее целых десять лет. И, хотя драки те были сценическими, Артия каким-то образом ухитрилась обратить иллюзию в реальность.

— Ну? — спросила Артия, немного выждав. — Кто из вас хочет драться?

Первым заговорил Вускери:

— Артия, это неправильно…

Но Дирк не дал ему договорить:

— Не зли ее! Смотри, какие у нее глаза: она нас всех пронзит, едва взглянет.

Черный Хват, ворча, с трудом приподнялся на локтях и сел, потирая ушибленную челюсть. Артия подошла к нему.

— Угомонился, Черныш? Или хочешь еще поспорить?

— Ну и кулак же у тебя, Артия, — пожаловался Черный Хват. — Ты мне чуть челюсть не сломала.

— Ну и челюсть же у тебя, Черный, я об тебя чуть руку не сломала.

Черный Хват улыбнулся и встал.

— Твоя взяла. На этот раз…

У них над головами на крошечных реях поскрипывали паруса.

— Взять рифы для выхода в Пролив! — приказала Артия. — Кто полезет наверх? Что, добровольцев нет? Тогда я сама назначу. Черный, Уолтер, Питер, вперед!

Всё еще ухмыляясь, Черный Хват подскочил к грот-мачте. Более хрупкий Уолтер с несчастным видом поплелся к бизань-мачте, вцепился в нее, как голодная мышь в кукурузный початок, и начал довольно ловко карабкаться вверх. Питеру достался фок.

Артия крикнула:

— Черный, сними этот дурацкий флаг с чашкой и ложками!

— Есть, капитан!

— А какой же флаг мы поднимем взамен? — в голосе Эйри сквозило неприкрытое любопытство.

— Пока никакого. Вот заварим кофе — тогда покажу.

— Ты, я вижу, всё рассчитала, — Эйри пристально взглянул на нее и добавил: — Ты говорила, что в Портовом Устье мы устроим представление — какое же?

— Гонки на приз, — ответила Артия.

— Рекламные?

Но Артия уже повернулась к нему спиной.

Вскоре из камбуза донесся густой аромат свежесваренного кофе. На пороге появился Вускери с целым подносом кофейников и оловянных чашек.

— Отставить, — велела Артия. — Отнеси всё обратно. И слей в кастрюлю.

Вускери недоуменно уставился на нее.

— Но… — начал было он.

Дирк выхватил у Вускери поднос:

— Лучше не дразни ее! Она штучка дикая — говорю тебе, дикая!

* * *

Ближе к вечеру Кофейный кораблик растерял все свои краски, кроме коричневой и белой. Если не считать белых парусов, он стал коричневым от носа до кормы. Они сварили крепкий густой кофе и, по цепочке передавая его из камбуза, закрасили канареечно-желтую и алую кайму на бортах, потом подняли белый флаг, сделанный из старой рубашки, и украсили его коричневой полосой — такой флаг выглядел вполне нейтрально и не вызывал ненужных вопросов. Название корабля тоже было изменено. Артия и Честный Лжец, вися возле борта, закрасили лишние буквы. Теперь «Пиратский кофе» походил на маленький, несколько странный прогулочный кораблик, который, вероятно, попал в непогоду, изрядно подпортившую его внешний вид. В качестве опознавательных знаков на борту сохранилось только название его владельцев: «иратс ко». Фигура на носу тоже была изувечена. У нее отобрали кофейную чашку.

— Беспричинное варварство, — простонал Эйри. Тем не менее, несмотря на столь тщательно наведенную маскировку, они пробирались через порт Допохорона в лунном свете, шарахаясь от ярких огней на причалах и фонарей на других кораблях, открыто и законопослушно покачивавшихся на якоре.

За доками и портом устье реки, минуя старую мрачную крепость, далеко выдавалось в Свободный Ангелийский Пролив. Над горизонтом клубился туман. Мачты покрылись инеем, но снега не было.

До восхода солнца они шли вдоль берега, потом повернули в открытое море. Необычайно широкое, оно отливало угольно-серым блеском под раскрывшимися глазами солнца.

— А вон тот дальний берег — это Франкоспания? Нет, всего лишь туман…

— Как много воды! Смотрите, она повсюду! Ох, меня сейчас… — зажав рот ладонью, Черный Хват кинулся к борту.

— Где собака? Где Свин?

— Сбежал вчера ночью, трусишка. Ушел вплавь. Я его видел. Поплыл прямо к докам. Этот пес слишком умен, чтобы очертя голову идти в море.

* * *

— Неужели ей всегда было так одиноко?!

Да, подумала Артия, пожалуй, что всегда — после смерти мамы.

С тех пор она почти не видела отца, да и не хотела его видеть. В Ангельской Академии было полным-полно девиц и юных дам, как две капли воды похожих друг на друга, но ни одна из них не походила на нее, Артию.

А эти люди всегда были для Артии семьей. Единственной семьей, какая у нее когда-либо была. Но теперь перестали ею быть.

Может быть, думала Артия, надо просто попытаться вступить в их Игру. Но нет, ничего не выйдет. Дело в том, что она ничего не помнила — ни сцены, ни механизмов, которые приводили в движение зеленые волны и палубу корабля, ни металлических листов, грохотавших, когда нужно было изобразить шторм… Только свист ветра, плеск воды, неизмеримую ширь небес и океана, золотые берега, сверкавшие слоновой костью и изумрудами…