Ветер над островами - Андрей Круз Страница 20

– Двадцать девять рублей за этот?

– Верно, с простой кобурой и шестью снаряженными патронами, – ответил хозяин. – Еще что нужно?

Я уже обратил внимание, что револьверы большинство людей носит не на основном своем ремне, а на дополнительном, свисающем на одно бедро, где кобура, с гнездами под патроны. Такие ремни лежали у хозяина на прилавке, и на один из них я указал пальцем, стараясь не называть его вслух, чтобы не оплошать с названием.

– Патронташ? – уточнил хозяин, беря ремень с прилавка, и я энергично кивнул. – В два рубля вам обойдется, – сказал он, протягивая мне ремень из крепкой кожи. – На тридцать патронов гнезда. Что-то еще?

Ходить с пустым патронташем не годится, странно это, поэтому пришлось разориться на два десятка снаряженных патронов к револьверу, которые я распихал в гнезда, а затем взял две коробки гильз – револьверных и для винтовки. В довершение всего нож купил, с клинком сантиметров пятнадцать, в ножнах. Без ножа нельзя – он не только для драки, он вообще нужен. И на этом мы закончили.

Патронташ я сразу нацепил на себя, с удовлетворением заметив, что он хитрым карабинчиком дополнительно крепится к подвесной или брючному ремню, исключая съезжание вниз, а на него повесил кобуру с револьвером, но не на бедро, а на живот, наискосок, и почувствовал себя еще уверенней. Попробовал пару раз быстро выхватить – и убедился, что оружие выскакивает легко, а клапан откидывается движением пальца. Хозяин внимательно наблюдал за моими манипуляциями, но не комментировал. Потом взял два пружинных скорозарядника, и на этом шопинг закончился. Я рассчитался, и мы вышли на улицу.

– Кушать хочется, но надо к полковнику, срочно, – сказала Вера, за все время пребывания у оружейника не проронившая ни слова. – Мы и так нарушили, что сразу не пошли.

– Ну так пошли, чтобы не нарушать, – кивнул я, поправляя ранец, болтавшийся сейчас на одном плече. – Чего тянуть! Где это?

– В форте.

– Пошли в форт. Потом перекусим.

Форт виднелся прямо перед нами, в паре сотен метров, но дорога вела к нему не прямо, а огибала деревянный забор, за коим возвышалось фабричного вида зданьице, которое Вера поименовала «кирпичным заводом». И эта самая дорога сначала вывела нас к берегу, где меня ожидал очередной сюрприз – пляж.

Нет, в самом пляже ничего удивительного не было – желтая полоса чистого песка и набегающие на нее волны несильного прибоя. Но компании детей на пляже ударили по стереотипам, причем уже в который раз. Не далее как час с небольшим назад я видел «церковную казнь», из чего заключил, да и из всего прочего, что Церковь здесь силой и влиянием не обделена. И при этом я всегда полагал, что там, где Церковь в такой силе, там и без ханжества не обойдешься. Но то, что я сейчас увидел, эту картину развалило в один момент – загорелые и мускулистые мальчишки и девчонки носились по песку друг за другом, одетые лишь в полотняные шорты вроде «семейных» трусов, ну и у девочек были какие-то совсем не впечатляющие топы, конструкция которых явно диктовалась отсутствием эластичных тканей в местном ассортименте.

Там же сидели несколько средних лет женщин с маленькими детьми, прикрывшись от солнца плетеными тростниковыми зонтиками. Нормальный провинциальный пляж, когда все взрослые на работе. Все как у нас.

– А что, дети не в школе уже? – спросил я, бросив взгляд на часы.

Вера глянула на меня чуть удивленно, потом спохватилась и ответила:

– Сейчас их домой отпустили, на лето. И работать по домашним делам они только до обеда могут, а после обеда – свободны. А школа у нас не здесь, здесь только начальная церковная.

– А после начальной? – заинтересовался я.

– После начальной всех отправляют на Детский остров, это через узкий пролив от Большого. И там все учатся с десяти и до четырнадцати лет.

– Ты год, получается, как закончила?

– Да, школу девочек, – кивнула она.

– У вас раздельно учатся?

– Конечно. – Она вновь чуть удивилась моему вопросу. – Мы же там живем – как можно смешивать? У нас свои дела, девчоночьи.

Тут она чуть смутилась и слегка покраснела.

– И не видитесь с мальчишками? – удивился я.

– Почему не видимся! – удивилась девочка. – Каждые выходные у нас танцульки и все такое, и в другие дни все время что-то вместе делаем. Даже пляж и конный манеж у нас общие. Просто школы разные и живем отдельно. А у вас как?

– У нас все вместе, но в школе не жили, а после уроков по домам шли.

– А кто живет далеко? – удивилась она.

– У нас школ было больше. А сами школы, наверное, меньше.

– Это сколько учителей тогда надо? – поразилась она.

– Ну не знаю… Хватало, наверное, – пожал я плечами. – Кстати, а после школы есть где еще учиться? Если кто больше знать хочет.

– Если совет преподобных выберет такого ученика, то его потом переводят на Большой остров, с согласия родителей, и там он уже учится на инженера, или мастера, или даже священника, – ответила Вера.

– То есть сами отбирают?

– Да, смотрят, кто самый лучший, и затем предлагают.

Ну, может, оно и к лучшему? Больше народа «у сохи и у станка» и меньше никому не нужных «образованцев», на которых только деньги зря потратили и для которых диплом – способ не работать руками.

– Совет преподобных… – задумался я. – Школа Церкви принадлежит?

– Конечно! – Вера вроде даже как слегка возмутилась вопросу. – А кто еще имеет право учить?

– Ну… да, верно, – кивнул я, решив в дискуссии на такую скользкую тему не вступать.

Пока из того, что я заметил, местная Церковь таким уж злом мне не казалась, хоть я сам, мягко говоря, хорошим христианином никогда не был и к этому званию не стремился. Нравы… мне почему-то вспомнилась Скандинавия, где церковь никогда за «общую нравственность» не боролась, а полагала таковой лишь прилежание в труде и честность в делах, отчего скандинавы в свое время и добились столь многого для столь малых стран, пока верх с низом не перепутали, равно как и их Церковь.

– А тот, с крестом на груди, который казнью командовал, – священник?

– Да, преподобный Симон, – подтвердила Вера. – Ему суд в этом городе.

– Значит, здесь судит преподобный? – удивился я. – Все случаи?

– Ну… да, – как бы недоумевая от такой моей необразованности, ответила девочка. – А кому еще суд, как не ему, если суд Господу? Он ведет службы каждый день, и он судит. Ему подчинена больница и школа для маленьких, где учатся писать и читать. И ясли для детей негров, если они есть в городе.

– В смысле?

– Что – в смысле? – не поняла девочка.

– Что за дети негров?

– Ну чего непонятного? Ребенок рождается без татуировки, а значит, таким, каким его создал Господь, – пустилась она в объяснения. – А значит, свободным от рождения и допущенным к Таинству Крещения. Поэтому с неграми такие дети жить не могут, негры их испортят и отвратят от Господа. Их воспитывают сначала в яслях, а потом отправляют в школы на Детский остров.