Хроники ведьм. Наследство колдуньи - Мирей Кальмель Страница 20

— Христиан не продают, как рабов!

— Я передумала! Я решила остаться в своей вере! — сказала Муния из-за плеча Ангеррана.

Услышав это, Гуго де Люирье рассвирепел.

— Проклятая сучка! Ты, похоже, забыла, что я для тебя сделал! Ты поплатишься за свою неблагодарность, это я тебе обещаю! Солдаты!

Порт был совсем рядом, поэтому вокруг бесконечно сновали люди, безразличные к их ссоре. Двое госпитальеров, которые несли караул у башни Найяк, поспешили на зов, словно только того и ждали. Ангерран передал им документ, удостоверяющий его права на Мунию.

— С бумагами все в порядке! Вы и ваша рабыня можете подняться на борт, — заключил один из солдат с видимым сожалением.

— Не может быть! Кто подписал? — задохнулся от ярости Гуго де Люирье.

— Подписано самим Великим магистром!

Лейтенант словно окаменел. Судя по всему, он и мысли не допускал, что Ангерран может до такой степени тщательно подготовить пути к отступлению. Но если противник заручился поддержкой Пьера д’Обюссона… Тут он был бессилен. Ангерран, смерив его презрительным взглядом, направился к воротам, увлекая за собой Мунию.

— Мы еще встретимся, Сассенаж! Клянусь, ты и твоя шлюха дорого заплатите мне за это оскорбление!

— Подавись своей клятвой! — смеясь, выкрикнула Муния и стала взбираться по сходням.

Невзирая на плохую погоду, которая мешала им подняться на палубу все время, пока они плыли, молодая женщина по-прежнему пребывала в прекрасном настроении. Наотрез отказавшись рассказывать о себе, Муния засыпала Ангеррана вопросами о его стране, о привычках и нравах дворянства, о жизни при дворе. Она жаждала знать все о человеке, который дважды спас ее от верной смерти и ничего не требует взамен. Что до Ангеррана, то он твердо решил, что станет вести себя с дамой подчеркнуто сдержанно и уважительно, дабы она поняла, насколько они с Гуго де Люирье не похожи. Ситуация, в которую попала Муния, казалась неясной и запутанной, и юноша был бы рад прояснить для себя некоторые важные моменты.

На второй день пути он задал ей свой первый вопрос:

— Когда вы жили в гареме плененного принца, слышали ли вы что-нибудь, что могло бы объяснить, почему сир де Люирье так торопился вступить с вами в брак?

— Нет. Я впервые увидела лейтенанта, когда госпитальеры назначили его моим сопровождающим. Мне сразу стало понятно, что я нравлюсь ему. И я была до такой степени неосторожна, что дала ему понять, что и он мне небезразличен. Я опасалась за свою жизнь, и мне стыдно признаться, но тогда я решила, что, если удастся привязать его к себе, я буду в большей безопасности. Если бы я только знала, в какую ловушку попаду, то никогда бы даже не взглянула на него!

— Не думаю, что его страсть к вам — единственная причина такой настойчивости, Муния. Не слишком знатный дворянин, отрекающийся от сана, чтобы дать наследников своему роду, старается жениться на даме, которая принесет ему, помимо детей, богатство и вес в обществе, но уж никак не на бывшей рабыне без приданого и связей. Если предположить, что Гуго де Люирье желал таким образом скрыть от всех свои порочные наклонности, то для их удовлетворения он мог бы посещать продажных женщин, которых этим не удивишь. Сочетаясь с вами браком, он рассчитывал получить выгоду. Что-то очень важное для него или для человека, которому он служит. Я в этом уверен! Хорошо бы узнать, кто его хозяин… Баязид? Быть может, турецкий султан хочет знать, в каких условиях в действительности содержат его брата-пленника? Или кто-то другой, кто является Джему не врагом, а другом? На Родосе только и разговоров, что о принце! В любом трактире и в любой лавке, куда ни зайди! Правда, часто люди говорят намеками и шепотом, но складывается впечатление, что у Джема намного больше приверженцев, чем можно было предположить. Многие знатные сеньоры мечтают о новых крестовых походах, в то время как д’Обюссон делает все, чтобы сохранить мир, который способствует процветанию ордена.

Муния на мгновение опустила глаза, и Ангерран подумал, что истинные мотивы де Люирье ей прекрасно известны. Подтверждая его догадку, молодая женщина сказала, пожимая плечами:

— Мой отец — высокопоставленный сановник-мамелюк [10]и близкий друг султана Кейт-бея. Сыновья Джема, его мать и первая жена находятся под защитой султана в Каире. Возможно, Баязид думает, что через меня сможет до них добраться. Их смерть стала бы для Джема огромным ударом, не говоря уже о том, что принц мог бы подумать, будто Кейт-бей его предал.

— Это возможно. И все же, если так обстоит дело, ваше крещение и брак с христианином могли бы помешать осуществлению этого плана. Сомневаюсь, что ваш отец раскроет объятия дочери-христианке!

— Вы не представляете, Ангерран, насколько понимающим может быть мой отец, — тихо сказала Муния, с нежностью обращая взгляд на юношу.

Он отвел взгляд, поскольку вспомнил о данной Великому магистру клятве. Если он сдержит слово, Муния бесповоротно лишится семьи. Став христианкой, как сможет она распорядиться свободой? Не рискует ли она окончить свои дни в каком-нибудь притоне, как многие до нее? Умереть продажной девкой или рабыней? Судьбы женщин, которых десятками скупали госпитальеры, вдруг представились ему во всей своей жестокой очевидности. Он понял теперь, почему д’Обюссон согласился на брак Мунии с де Люирье. А может, де Люирье, какими извращенными бы ни были его наклонности, и правда любит ее? Любит настолько сильно, что готов был дать бывшей рабыне свое имя и дворянское звание, спасти от жизни куда более ужасной, чем участь своей супруги? Что, если, руководствуясь высочайшими принципами, он, Ангерран де Сассенаж, только все испортил?

Словно желая заставить его еще острее ощутить свою вину, Муния глубоко вздохнула и сказала:

— Забудьте обо всем об этом, Ангерран. Я хочу насладиться отсрочкой приговора, которую вы мне подарили.

Юноша встрепенулся.

— О какой отсрочке вы говорите?

Она прямо взглянула ему в глаза.

— Неужели вы не понимаете, шевалье? Двое желают мне смерти, христианин и турок. Какого бы бога я ни молила о защите, рано или поздно они меня отыщут и убьют. Такова моя судьба. Вас не окажется рядом, чтобы спасти меня.

Ангерран не смог ответить, настолько сильным было его волнение. Наступило молчание. Еще долго они сидели рядом, но мысли их затерялись в океане бесконечности.

Однажды вечером, когда закат окрасил небо в кроваво-красные тона, их корабль зашел в порт Неаполя, чтобы оставить там часть груза. Обуреваемые самыми мрачными предчувствиями, Ангерран с Мунией решили попытаться сбить своих врагов со следа. Двадцатого января они под видом монахов сели на другое судно и через четыре дня ступили на землю Сардинии. В этой отчаянной гонке наперегонки с судьбой им сопутствовала удача: ни на одно торговое судно, на котором им довелось путешествовать, не напали пираты.