Коварное бронзовое тщеславие - Глен Кук Страница 20

– Ты изучил тот болт?

– Я его рассмотрел. Он ни о чем мне не говорит. Единственная странность заключается в том, что он сломан.

– Не единственная. Он убил Страфу.

– Доктор Тэд не нашел никаких ран.

– Верно. Болт нес заклятие. Он сломался, когда Страфа отразила его. Не попал в нее, но оказался достаточно близко, чтобы заклятие сработало. Обломок запутался в ее юбке.

– О.

Я положил сломанный болт на стол.

– Барат, это железка со стальным наконечником. Железо, серебро и магия несовместимы. Об этом говорит мой болезненный личный опыт.

– Я свидетель, – лаконично заметил Морли.

– Совместимы, когда в дело вступает ферромаг.

Я ничего не ответил. Ферромаги – невиданная редкость, вроде лягушачьих шуб. Я сомневался, что сейчас в Танфере можно найти как шубы, так и ферромагов.

– Вот чего от тебя добивалась мама. Заклятие – или заклятия – наложено на канавки, прочерченные вдоль древка.

В них виднелись следы какого-то порошка.

– Ферромаг? Это значительно сужает круг поиска, не так ли?

– Определенно. Сужает так значительно и так быстро, что ни один истинный ферромаг не свяжется ни с чем столь откровенно преступным. На этой штуке имеется керамическое покрытие, отделяющее магию от железа.

– В таком случае, я сдаюсь, – признался я.

В разговор вмешался подошедший Декс. Не спрашивая, поднял болт и сказал:

– Это довольно-таки старая вещь. Ей больше тридцати лет.

– Откуда ты знаешь?

– Я служил в артиллерии. Дата производства, номер партии и номер контракта выбиты на древке. Хотя он сломан, отсутствуют только две цифры, одна буква и клеймо. Они нам не нужны. Такие болты производило лишь одно предприятие. «Смит, Джадикал, сыновья и сыновья». Не лучшие в своем роде, но исправно придерживались сроков и выполняли контракты.

– Насколько я помню, они отошли от дел, когда я был еще маленьким, – сказал я. – Какой-то скандал с откатом или что-то вроде этого.

– Верно, – кивнул Барат. – Твайла вела расследование.

Твайла – это его жена, мать Страфы, чей призрак я видел в тот самый день, когда познакомился со своей будущей супругой. Она давным-давно умерла.

– Должно быть, прошло много лет.

– Как ни странно, немногим больше тридцати. Я помню, как волновался, поскольку Твайла носила Страфу.

Может ли столь давний случай иметь отношение к делу?

– Должно быть, кто-то нашел пропавшие болты, – сказал Барат Дексу.

– Определенно, сэр. Или сохранил с тех времен.

Это казалось маловероятным. Но.

– С каждой минутой ситуация становится все более странной.

– Кто-то в спешке схватил то, что подвернулось под руку, – предположил Морли. – Не зная, что на болтах есть идентификационные отметки.

– Может, они и не знали об отметках, но потратили много времени на подготовку болта, – возразил Барат.

Строил ли кто-то кропотливые планы по убийству Страфы?

– Декс, ты сказал, что тебе не нужны отметки, чтобы определить, откуда этот болт.

– Совершенно верно, сэр. Болты Смита отливали, травили и закаляли. В литейной почти не использовались механизмы. Главное – их количество. Смит разработал метод массового производства. Но без маркировки все равно нельзя было определить, когда сделан болт. Сейчас война закончилась, а скандалы со снабжением забыты, и дата производства уже не имеет такого значения. Равно как и сам производитель. В действительности, весьма ожидаемо, что появляются болты, пропавшие много лет назад.

– Может, ты и прав.

– Будь я на вашем месте, я бы искал орудие, из которого выпустили болт, – продолжил Декс. – Вряд ли таких найдется много.

Хорошая мысль. Кто станет держать осадное орудие на заднем дворе?

– Ни у кого нет доступа к артиллерии, верно?

Декс согласился.

– Хотя некоторые орудия находятся в частных руках, в музеях или у коллекционеров, из спускового механизма легальных экземпляров извлечено шептало, чтобы тетиву нельзя было зафиксировать.

– То есть легальный экземпляр не будет работать.

– В теории. Восстановить работоспособность нетрудно. Я мог бы сделать это, имея доступ к кузнице и машинному цеху. Хороший механик в состоянии отремонтировать орудие, изучив спусковой механизм. А если вы хотите выстрелить всего пару раз, достаточно вырезать вручную деревянное шептало. Мы постоянно занимались этим в полевых условиях. Не всегда удавалось снять орудие с линии, чтобы оружейники его починили.

– Еще одна ниточка, – сказал Барат. – О какой дальности идет речь, Декс? Шестьсот ярдов полета, четыреста – с достаточной для убийства инерцией? Если нарисовать круг со Страфой в центре…

– С учетом допотопного орудия – а другого в данной ситуации быть не могло – и без обученной команды, убойная дальность вряд ли превысит триста ярдов. Для такой точности оно должно было находиться в пределах двухсот.

– Давайте возьмем карту, нарисуем разные окружности, посмотрим, чьи владения попадут внутрь, и взвесим вероятности, – предложил я.

– Используй топографическую карту, – посоветовал Барат. – Одну из тех шпионских карт с деталями ландшафта и строений.

– Очевидно, вы имеете в виду военно-топографическую карту, – уточнил Декс. – По ней можно даже определить слепые зоны и невозможные линии огня.

Я посмотрел на Декса в упор.

– Ты умеешь читать военно-топографические карты? – Изначально их разрабатывали для армии. Пользователь должен был обладать зачатками грамотности, а также пройти соответствующее обучение и иметь специальный полевой опыт.

– Я могу прочесть карту сельской местности, – ответил Декс. – Насчет такого района, как этот, – не уверен. В Кантарде мы редко сражались в городах.

– Я достану карты Холма, – пообещал Барат. – Что дальше, Гаррет?

– Я отправлюсь домой и поговорю с моим партнером. Он наверняка выдвинет интересные предположения.

Лицо Барата стало равнодушно-холодным. Я сообразительный – догадался, в чем дело.

– Теперь я живу здесь, но не могу перестать думать о своем жилище на Макунадо как о доме. Там я построил свою жизнь.

– Убедительно с логической точки зрения, но неудовлетворительно с эмоциональной, – сказал Барат.

Я не стал обращать внимания.

– Повидавшись с ним, я вновь двинусь в Аль-Хар.

– Зачем?

Альгарды могли похвастать полноценным недоверием к Страже и непоколебимым презрением к систематизированному, публично финансируемому закону и порядку.