Охотник - Виталий Бодров Страница 20

Вот и вышло, что остались эльфы на болоте. То есть оно болотом не сразу стало, сначала озеро было, потом заросло всякой дрянью. Многие померли, потому как раньше Лес сам все потребное давал, только руку протяни, а теперь и на том спасибо, что последнее не отбирает.

Так с голоду и перемерли многие, потому как охотиться им нельзя, а земледелию они не обучены, да и то сказать – какое на болоте земледелие? Со временем приспособились, живут дарами болота да Злого леса (твари их отчего-то не трогают), а по зиме к людям идут, попрошайничать. Иногда торгуют, эльфы ведь искусники известные, коли с деревом работать – лучше умельцев не сыщешь. Кому избу справят, кому лодку смастерят, а кому и лук. Только они ведь на века делают, оттого и спрос в окрестных деревнях на их услуги небольшой, а дальше уйти нельзя им, Древо не велит.

Да еще гоблины по соседству обитают. Раньше, до Потопа Огненного, жили они в горных пещерах и наружу носа не высовывали. Ну а потом горы стали морями… В морях гоблины обитать категорически не пожелали, вот и пришлось им, бедолагам, переселяться. А поскольку ума у них немного, выбрали для обитания Злой лес. Правда, живут они в безопасных местах, куда твари не часто суются, но все равно, тяжело им живется. Ненавидят они все, что движется, а эльфов пуще всего. Или нет, пуще всего котгоблинов, а потом уже эльфов. Даже в плен не берут, коли оказия подвернется.

Котгоблины – это загадка природы. Все (в том числе и эльфы) утверждают, что до Потопа никаких котгоблинов и в помине не было. А потом вдруг взялись откуда-то. С виду они – ну чисто гоблины, только уши кошачьи, острые (отсюда и название). Практически как у эльфов. А если еще вспомнить, что женщин у эльфов после Потопа немного выжило, то… Улавливаете мою мысль?

Так вот, любой эльф, который подобную мысль уловит, тут же даст по роже собеседнику. А потом вежливо объяснит за что. Эльфы, хоть и живут в болоте, галантных манер не утратили.

Гоблины, однако, в этом вопросе со мной были солидарны. Своих родичей люто ненавидели, эльфийскими ублюдками обзывали. Котгоблины к эльфам относились с благоговением, а вот гоблинам платили той же монетой, разоряя деревни и устраивая засады. В плен врагов ни те, ни другие не брали, при том что людей порой захватывали и, случалось даже, отпускали на свободу. Меня, к примеру, отпустили. Хотя и не сразу.

Эльф, как и большинство его собратьев, оказался тощим и изможденным. Не успел еще отъесться после суровой зимы и голодной весны. Их все еще слишком много осталось, эльфов, чтобы на болоте прокормиться без охоты. Хорошо еще рыбой не брезгуют, иначе передохли бы совсем.

В руках у него приличных размеров рыбина. Ох ты, а я и внимания не обратил, что вонючая болотная жижа сменилась чистой водой! Мы, оказывается, уже почти вплотную подошли к селению эльфов, сами того не заметив. Здесь некогда было сердце их леса, и воду они умудряются до сих пор держать чистой, не подпуская болото. Здесь же они занимаются рыбоводством. То есть разводят рыбу, ловят, а потом и едят вдобавок. С гарниром из желудей Древа.

– Эльф! – радостно восклицает Релли. – Настоящий эльф! Я их раньше только на гравюрах видела!

– Я тоже, – сознается господин Излон. – Только там они были женского пола… и без одежды совсем.

– Что вы делаете на нашей земле? – сурово вопрошает настоящий эльф, пытаясь удержать в руках скользкую рыбину. Я ухмыляюсь, выразительно смотрю под ноги.

– На вашей воде, так будет точнее, – говорю ему.

Кажется, его Нубом зовут. То есть это я так его называю, потому как настоящее эльфийское имя человек произнести не в состоянии. Либо язык сломает, либо мозги вывихнет.

Эльф пожимает плечами, таращится на меня огромными глазами. Мне становится не по себе. Никак не могу привыкнуть, что глаза могут быть такими.

– Как скажешь, Охотник, – говорит он. – Итак, что вы делаете на нашей воде?

– Мы идем в Руину, – вмешивается господин Излон.

Глаза выпячиваются на его персону, оставляя меня в покое. Маг поеживается, отводит взгляд. Неуютно, да, а нечего вылезать было.

– Маг? – вопрошает Нуб.

Магов эльфы не любят. Огненный Потоп ведь они и устроили, чародеи-то. Пусть давно померли, и даже могил не осталось, у эльфов память долгая.

– Маг, – покаянно говорит господин Излон.

Похоже, он и сам уже не понимает, как его угораздило в чародеи податься.

– Плохо, – осуждающе говорит эльф. – А знаешь ли ты, что в наши владения магам вход запрещен под угрозой штрафа?

И добавляет после паузы:

– Штраф – стрела в глаз.

Релли беспомощно смотрит на меня. Я ухмыляюсь. Не скажу, что я понимаю эльфов, однако стрелять он не будет, а пускать ли нас на болото – решать не ему.

– И наши трупы осквернят Священное болото?

– Лес, – строго поправляет эльф. – Священный лес. Ты прав, Охотник, на это святотатство никто из нас не пойдет. Но не думай, что нам не по силам сделать чью-то короткую жизнь не слишком приятной.

Вот так. «Не думай», «не по силам», «не слишком приятной». Можно ведь проще сказать – если что, таких гадостей наделаем, сами утопиться захотите. Так нет же, надо завернуть подлиннее да понепонятнее. Таковы уж они, эльфы, медом не корми, дай языком повертеть.

– Понял, понял, – с трудом удерживаюсь от смеха, глядя на то, что эльф, несомненно, считает зловещей ухмылкой. Уж лучше б рожу пнем держал, как у них принято, было бы куда страшнее. Мимика эльфам с трудом дается, особенно когда пытаются изображать то, что не чувствуют вовсе. Старшим еще более-менее, опыт как-никак присутствует, а вот таким росткам молодым (по эльфийским меркам) лучше и не пытаться. – Ох и страшен ты, братец! Недаром у нас говорят – эльфу болото не переходи.

«Братец» растерянно хмурит тонкие брови, сверкает огромными глазами, подозревая насмешку.

– Меду хочешь? – внезапно спрашивает Медвежонок.

Сам-то он до сладкого охоч, да и эльфы сплошь сладкоежки.

– А есть? – Лицо рыболова вдруг просияло настоящим эльфийским счастьем, даже глазам больно стало.

– Имеется малость, – солидно говорит Медвежонок, лезет в сумку, достает внушительную глиняную крынку, откупоривает. В воздухе немедленно разливается аромат свежего меда, ноздри эльфийского носа голодно шевелятся.

– Если это не будет большой дерзостью с моей стороны, – осторожно говорит он, – с удовольствием отведаю.

И почти вырывает крынку из рук Медвежонка. Релли сочувственно вздыхает, жалко ей эльфа. Совсем оголодал парнишка, такому бы мяса ломоть горячего, да не едят они мяса.

А Медвежонок заслужил хорошую трепку. Виданное ли дело – в Злой лес мед тащить! Совсем думать разучился, там же пчелы! Дикие пчелы, которые мед совсем не делают, зато очень его любят. По привычке, наверное. Мелкие вроде насекомые, а ведь пострашнее какого-нибудь огнеплюя будут. Роем налетят – от человека только сапоги останутся, да и то если сделаны на совесть. Видел я этот рой однажды, едва ноги унес. Месяц потом лечился, как выжил – до сих пор не понимаю. Любят меня боги за что-то, иначе и не объяснишь.