Мобилизация - Андрей Ливадный Страница 20

– Преимуществ и недостатков хватает, но в тот момент решающим фактором стал простой экономический расчет. Чтобы отремонтировать один, пусть даже незначительно поврежденный, модуль боевого искусственного интеллекта, его нужно было эвакуировать с поля битвы, доставить на планеты Линии Хаммера, осуществить замену поврежденных нейрочипов, протестировать и вновь вернуть в строй. Было бы куда проще отремонтировать управляющий модуль на месте, но полевые технические центры не обладали необходимым оборудованием. Несомненный плюс технологий, разработанных «Генезисом», заключался в системе регенеративного микроклонирования. Достаточно простой, но эффективный модуль инкубатора в течение двух-трех часов выращивал нужный объем нервной ткани. Машины получали возможность быстрого восстановления на поле боя. Биологическая нейросеть, сегментированная в виде нейрокапсул, в сочетании с кибернетическими компонентами отлично зарекомендовала себя при испытаниях. Планировалось перевести на новую технологию большинство машин. Подготовка масштабного проекта началась, новые виды техники приняли на вооружение, началось их массовое производство, но война завершилась, Альянс пал.

– А машины, ориентированные на новый способ самоподдержания, продолжили борьбу, изолированные на отдельных планетах?

– Большинство образцов новой техники было сконцентрировано на Земле. На иных планетах технология практически не применялась. Но еще раньше, в середине войны, начались работы над проектом «Киберхаг». Его суть – это создание человекоподобных организмов на основе новых биологических материалов, не существующих в природе. Лайкорон для мышц, металлокостный скелет, фиброн для кожных покровов, – все перечисленное – это живые ткани, созданные в лабораторных условиях, отличающиеся от исходных, природных образцов радикальными генетическими усовершенствованиями.

– Я слышал о проекте. Его курировал лично Джон Уинстон Хаммер [3].

– Да, верно. Он жаждал личного бессмертия и одновременно хотел найти решение существующей до сих пор проблемы: создать для человека некую универсальную биологическую оболочку, усовершенствовать организм, чтобы новое поколение могло успешно противостоять биосферам чуждых планет. Ни один из упомянутых проектов так и не был доведен до логического завершения. Но сконцентрированные на Земле механизмы, оставленные без внимания, ведущие постоянную борьбу за ресурсы, научились использовать элементы обеих технологий. Большинство современных гибридов – всего лишь вывих искусственно спровоцированной эволюции, я полагаю, что, за исключением Фагов и еще нескольких человекоподобных видов, они обречены на постепенное исчезновение, ведь им недоступна основная репродуктивная функция, они ведут борьбу за ресурсы, постепенно уменьшаясь в числе.

– А что за исключения? – живо заинтересовался Илья.

– Здесь мы подходим к парадоксу последних лет войны и к некоторым таинственным, легендарным личностям, судьба которых до сих пор остается неизвестной. Я говорю об адмирале Табанове и Говарде Фарагнее.

– Фарагней? Создатель «Одиночек»?

– Да. Он и адмирал Табанов – вот два человека, кто видел ситуацию в полном объеме, кто контролировал ее. Они контактировали лишь эпизодически, каждый шел к цели своим путем. Табанов понимал, что война не завершится, если кто-то не остановит «Одиночек», практически узурпировавших власть во Флоте. Он стремился ограничить их полномочия, положить конец великому безумию.

– А какова роль Фарагнея?

– Он испытывал запоздалые муки совести. Оставшись в одиночестве на Юноне, в окружении сотен тысяч искусственных интеллектов, работавших по двадцать четыре часа в сутки над созданием все новых и новых боевых машин, он понял, что будущего у цивилизации нет. Люди уходили со сцены истории, и после исчезновения Человечества оставались лишь машины, которые продолжили бы развязанную Джоном Хаммером войну.

– Не понимаю, что он мог сделать?

– Он создал модуль «Беатрис», оснащенный избыточным количеством нейрочипов, пытаясь спасти разумы пилотов. «Беатрис» копировала не только боевой опыт, а весь объем человеческой личности, но из этой запоздалой попытки мало что получилось. Да, он добился возникновения полноценного искусственного разума. Я, в частности, – яркий пример длительного саморазвития модуля «Беатрис». Но человеческие сознания, запертые в кристаллосферах, вынужденные продолжать войну, в большинстве не выдерживали своего нового статуса, они гибли, саморазрушались.

– Фарагней – чудовище.

– Нет. Он всего лишь человек. Гениальный инженер, кибернетик, мобилизованный на войну, без какого-то шанса уклониться от решения поставленных перед ним задач. Лишь спустя десятилетия он стал тем Говардом Фарагнеем, кому безропотно подчинялись все искусственные рассудки Юноны.

– И в чем его «заслуга»?

– Под занавес Галактической войны он злоупотребил служебным положением, востребовал, осмыслил и попытался объединить технологии разных эпох и направлений. Он создал поколение полноценных гибридов, искусственных людей, чьи организмы усовершенствованы, а разум способен использовать все преимущества синтеза биологического мозга и кибернетической системы. Первые пробные партии были доставлены на Землю, их поселили в опустевших городах.

– Зачем?

– Ради возрождения цивилизации. Говард вложил в них все лучшее, созданное человечеством. Он надеялся, что они воспрянут из пепла войны, но действия Табанова привели к резкому ослаблению власти «Одиночек», он фактически позволил Флоту Колоний, минуя линию Хаммера, атаковать Солнечную систему. Никто не знает, что произошло с адмиралом, куда исчез Говард Фарагней, погиб ли он при штурме Юноны, выжил ли, но здесь, в разрушенных орбитальными бомбардировками городах остались крохи его надежды, искупления – первые гибриды, доставленные для испытаний.

– Ты с ними встречался?

– Да. Они неотличимы от людей, способны продолжать свой род, их внутренний мир поразил меня своей духовностью, ведь их нейросети обучались на самых светлых, лучших примерах из истории Человечества.

– Но ты – не один из них?

– Нет. Я тот, кто есть. Боевой искусственный интеллект, избежавший кошмара войны. Пусть моя внешность не вводит тебя в заблуждение. Так удобнее. Молодой энергичный человек невольно вызывает опасения. Старик – дело иное. Восприятие образа формирует отношение людей к собеседнику. Ум, личные качества оценивают позже, уже в процессе общения. Так мне легче наладить контакт, находить бесконфликтные выходы из стеснительных ситуаций.

– Ты добился поставленной цели?

– Лишь отчасти. Современная биосфера Земли не обладает былым многообразием видов. Не все, что ныне живет и процветает, – дело моих рук. Я искал способ возродить уничтоженную природу, а нашел множество загадок прошлого. Теперь пытаюсь по крохам воссоздать наследие Фарагнея, спасти тех из его созданий, кто до сих пор не очнулся, находится в глубоком консервационном режиме, погребен в недрах разрушенных городов.