Время наступает - Владимир Свержин Страница 20

«Хотелось бы знать, к чему он клонит, – размышлял Намму, внимательно разглядывая силача. – Неужто он и впрямь так предан Валтасару? Отчего бы вдруг? Кто бы ни стоял у власти в этом городе, такое страшилище найдет себе место при любом правителе. Экий матерый зверь! Положительно, здесь какая-то тайна. Какой смысл дикарю-телохранителю искать змеиное гнездо? Ему надлежит убивать змей, когда те подползают чересчур близко. А может, он и есть такая змея? – Эта мысль обожгла молчавшего пророка так, что он невольно вскинул брови. – Не-ет, если бы он был змеей, никто и ничто не помешало бы ему ужалить Валтасара в удобный момент. Стало быть, тайна. Что ж, это к лучшему – от тайны всегда сыщется какой-нибудь прок!»

Кархан увидел, как удивленно, почти испуганно вздернулись густые брови собеседника и расширились его темные глаза. «Кажется, я попал в точку, – мелькнуло у него. – Ну конечно же, если расшифровывать огненные письмена Даниил мог из-под палки, то спасать Валтасара вчера его никто не заставлял. А значит, он или его бог положительно имеют виды на царя Вавилона. Быть может, Даниил желает добиться от него возвращения эбору на родину? Вероятнее всего, так. Не зря же он появился в Вавилоне сразу по наступлении священного для эбору года».

– Когда пастырь гонит своих овец на тучные луга, он должен опасаться дикого зверя, алкающего кровавой добычи. И потому берет он с собой посох, чтобы защитить себя и сторожевых псов, дабы хранили овец. Когда же случается такое, что дикий зверь обращается в сторожевого пса, вид его может обмануть глаз. Однако же клыки его обагрены кровью, и в следах его кровь. Что спасет тогда пастыря и паству, как не верный посох и вышнее попечение? – неспешно, стараясь донести каждое слово до своего обряженного в волчью шкуру собеседника, проговорил Намму.

«Мардук-вразумитель, – крутилось у него в голове, – хорошо бы теперь, чтобы этот дикарь понял, что хочу я ему втолковать этой околесицей. Одна надежда, что эллины обучили его не только красиво говорить, но и понимать услышанное».

«Господи, овцы, палки, собаки – что ж за манера у пророков говорить притчами! Ладно, предположим, пастырь и паства – символы государя и его народа, тогда, выходит, сторожевой пес – это я? – Кархан собрался уже возмутиться. – Хотя нет, я не пес, скорее уж я – палка. – Подобное сравнение тоже не радовало, но кое-что объясняло. – Стало быть, если верить пророчествам Даниила, а не верить им, как уже можно было убедиться, глупо, предатель – кто-то из тех, кто призван охранять покой мирной паствы. Знать бы теперь кто?! – Руслан недовольно поморщился. – Как жаль, что Господь, или, может быть, ноосфера, кто уж там знает наверняка, откуда пророк черпает свои откровения, не удосуживается сообщать адресов и имен. Э! А что это он там сказал о союзе пастыря, его палки и божьего попечения. Не на себя ли намекает почтеннейший Даниил? Что ж, может, оно и стоит того!»

– Стало быть, дело в псах, – тихо проговорил он.

«Все-таки он дикарь, – про себя вздохнул Намму. – Но это и к лучшему. Если взяться с умом – я стану его головой, а он – моими руками!»

– Некоторые люди душою чернее дикого зверя, и язык их – язык аспида, однако же, золотое шитие на одеянии прочим застит взгляд и не дает узреть истинного лица под личиной.

«О, это уже определеннее». – Кархан невольно улыбнулся, хотя со стороны движение его губ было едва заметно. Он еще хотел о чем-то спросить, однако напрягся, почувствовав спиной давящий взгляд, и резко повернулся. Внизу, под сенью колышущихся на ветру финиковых пальм, стоял человек в белом одеянии и островерхой шляпе. Кархану уже доводилось видеть его во время торжественных шествий и мистерий в святилище Мардука. Человек в белом был помощником Верховного жреца и, судя по одеянию, сам, несомненно, принадлежал к сословию магов.

– Верховный жрец желает видеть тебя, Даниил, – сурово произнес служитель божьей длани. – Твое же место – возле царя, скиф.

Намму с почтением поглядел на молодого жреца. Еще бы! Не зря Вавилон именовался Вратами Бога. Стоящий здесь огромный храм Этаменанка, посвященный Мардуку, по справедливости считался главным святилищем могущественного бога в Вавилонии.

Громадными уступами поднимался дом Хранителя Скрижалей Судеб под облака, все выше и выше, так, что храм-обсерваторию, находящийся наверху этой величественной ступенчатой пирамиды, можно было разглядеть, лишь задрав голову таким образом, что с нее сама собой падала шляпа. Пол обсерватории, выложенный глазурью и золотом, при лунном свете блестел так, что был виден со всех концов города. Этот чертог великолепия и точного знания венчала золотая статуя Мардука, освящающая присутствием своим роскошные стены земного жилища Судьи богов. К храму вела длинная лестница, взойти по которой считалось высокой привилегией, и хотя всякому, приглашенному в чертог Мардука, предстоял долгий и утомительный подъем на вершину святилища, никто, будь то царь, или простой гончар, и помыслить не мог отказаться от предложенной чести.

Намму верил в милостивого и справедливого Мардука. Великое множество раз он вверял судьбу мудрейшему Судье богов и повелителю всех народов. Когда слова молодого жреца достигли его сознания, Намму даже не нашелся что сказать, настолько он был польщен и взволнован. Но, как говорил старик Абодар: «Когда не знаешь, что сказать – прикрой глаза и молчи, пусть окружающие полагают, что ты не снисходишь до праздных слов». Он сделал знак царскому телохранителю, что более не удерживает его, и начал медленно спускаться туда, где ждал его служитель Мардука.

«Зачем, интересно знать, я понадобился Верховному жрецу? – размышлял новоиспеченный царский советник, шествуя за человеком в белом одеянии. – О чем он хочет со мной говорить, чего мне ждать от этой встречи?»

Намму размышлял, строил догадки и не находил ответа. После того как совсем недавно на глазах у царских гостей он прочитал огненные письмена, жрец вполне мог невзлюбить презренного нечестивца, дерзнувшего сделать то, что не удалось ему самому.

Они вышли из дворца и приблизились к чертогу Повелителя богов.

«Что же все-таки ему от меня нужно?»

Площадь у храма была полна народа. Были здесь и торговцы жертвенными животными, и продавцы глиняных фигурок, приносимых в дар всемогущему божеству. В особенности же здесь пользовалось популярностью глиняное изображение Иштар с прижатым к груди младенцем. О чем же еще, как не о здоровье, любви и плодородии, просить у Вечноживущих? Словом, все было как всегда. Но что-то было не так. Намму не сразу сообразил, в чем дело. Несмотря на опасения, гордость переполняла его сердце – совсем как вчера, когда Валтасар и Кир пригласили его к столу. Однако то, что, возможно, укрылось бы от взгляда пророка, внимающего гласу божию, не могло укрыться от взгляда Намму, с малолетства промышлявшего на рынках. Количество людей с палками и каменьями, припрятанными за кушаком или зажатыми в кулаке, было столь велико, что поневоле заставляло напрячься и замедлить шаг. У самой лестницы проводник остановился и указал рукой на уходящие в поднебесье каменные ступени.

– Ступай, Даниил, тебя ждут!

Сердце Намму забилось часто-часто. Он украдкой обвел взглядом всех тех, кого заметил в толпе безоружных торговцев. Если до того мига у него и были какие-либо сомнения, они улетучились, как запах вчерашнего обеда. Все эти молодчики с камнями и палками, делая вид, что рассматривают покрытые глазурью кирпичи, глядели на него, азартно ожидая, что он будет делать. «Они пришли убить меня, – с холодной ясностью осознал Намму. – Ну конечно же, – в его мозгу, словно отточенный меч, выхваченный из ножен, блеснула мысль. – Как я мог забыть, ведь я же пророк эбору! Вероятно, этот бог, узнать бы, как его зовут, ревнив, и карает тех, кто приносит жертвы иным богам. Конечно! Они ведь так и именуют его Единым богом. Стало быть, если я – пророк, мне следует отказаться от чести войти в храм Мардука! Но стоит лишь вымолвить слова отказа – возмущенная толпа, в отместку за неуважение к богу-покровителю Вавилона, попросту разорвет меня в клочья! Ну уж нет! Такого не будет! Я бегом побегу вверх по лестнице, а уж что там наплести в объяснение, буду жив, придумаю!