Властимир - Галина Львовна Романова Страница 20

Целыми днями Властимир отлеживался на полатях у окна. Веденея хлопотала по хозяйству, вспоминая о князе, только когда приходило время осмотреть рану, — за все три дня они не разу толком не перемолвились и словом. А Буян запропал куда-то. Властимир не знал, что тот целыми днями гуляет с девушками и поет, словно соловей, — лишь бы слушали. Несколько раз даже Веденея уходила послушать гусляра, оставляя князя совсем одного. На третий день он начал уже ненавидеть красавца певуна, что всюду был как рыба в воде.

Благодаря травам и тайным словам Веденеи на четвертый день князь уже мог встать и сам выйти из дома на лавку у крыльца. Рана хорошо подживала, нога болела, только если опираться на нее всем весом тела, — в седле можно было этого и не замечать, тем более если под ним послушный Облак. Тогда Властимир решил, что назавтра пустится в путь.

Буян просиял и сказал, что тоже едет с ним. Веденея же ничего не сказала, только пошла собирать в дорогу вещи гостей. Что же до Прогневы, то она гордо вскинула голову и пошла со двора. Буян бросился за ней и не заметил недовольного лица князя.

Веселиться Властимиру было не с чего. Этот неугомонный Буян решил ехать с ним — князь заранее знал, что гусляр не отвяжется: за те три дня, что тот вез его в Ласкову, Властимир успел понять, что Буян может добиться чего угодно любыми средствами, а он сейчас все еще не до конца здоров и ему, как это ни противно сознавать, может еще потребоваться помощь изгоя.

Но и с этим еще можно было смириться — все-таки не худой человек этот Буян. Властимиру не давало покоя, до чего спокойно отнеслась к его отъезду Веденея. Будто и впрямь не ее взор манил его тогда. А ведь он почти поверил в это! Что ж, знать, где-то ждет его звезда ясная!

Буян догнал Прогневу уже в роще. Девушка шла на голоса подруг, что окликали ее среди берез. Увидев с нею гусляра, они окружили его с просьбой спеть.

От этого Буян никогда не отказывался, лишь бы просили, и с готовностью затянул песню о девице, что прощалась с суженым на лесной дороженьке. При этом он смотрел только на Прогневу. Она же, прислонившись к березке, ни разу не взглянула на гусляра — взор ее блуждал где-то далеко.

Девушки запели, подхватывая последние слова Буяновой песни, и, когда он закончил, одна из них затянула песню, начиная хоровод. Одна за другой девушки присоединились к подруге, и скоро Прогнева и Буян остались единственными, кто не вошел в круг.

Вертя в руках травинку, Прогнева шла по березняку. Сквозь тонкие стволы было видно, как солнце красит небо в алые цвета, садясь за леса. Белые дерева-девицы розовели, словно смущались чистого взора заряницы. Вдалеке мычало, возвращаясь, стадо.

— Так завтра поутру вы с князем уезжаете? — вдруг спросила Прогнева.

— Да, но, знаешь, я… — Буян замялся.

— А мне все равно! — гордо перебила Прогнева. — Уезжаете—и хорошо. А то мне наши парни прохода не дают — когда, спрашивают, ты уедешь. Скорее бы завтра!

— Почему же? — воскликнул Буян. — Или тебе песни мои не нравятся?

— Они нашим парням не нравятся, вот что! А так — иди, пой себе. Тебя зовут, слышишь?

Девушки кричали им, аукали, звали назад, но Буян словно оглох.

— Идем вместе, — предложил он.

— Они зовут тебя, — со сдержанной злостью ответила Прогнева. — Иди, не нужен ты мне совсем!

Не раз о струны его гусель разбивались сердца дев и жен, но сердце самого певца пока было цело. Но сейчас в нем образовалась трещина, и оно зазвенело, как звенит под ветром расщепленное дерево. Буян узнал этот звон и остановился как вкопанный, не веря себе.

Прогнева, видя, что он не уходит, сама пошла прочь, потом побежала, раздвигая руками кусты, вниз, в овраг и к озеру. Буян припустил за нею.

Носок его сапога обо что-то запнулся. Гусляр наклонился, поднял находку и помчался догонять девушку, зажав вещицу в кулаке.

Прогнева стояла у ветлы, что склонилась над бочажиной, и смотрела на темную воду у своих ног. Услышав шаги Буяна, она резко обернулась и сдвинула брови.

Погоди, Прогнева, — заговорил тот, подходя. — Я сейчас Уйду, только посмотри — это не ты потеряла?

Он протянул свою находку, и девушка ахнула, схватившись за грудь, — на ладони у Буяна лежал подаренный Чис-томыслом оберег.

— Твой?

— Мой. Но как он попал к тебе?

— Нашел! — Буян невольно все крепче сжимал ладонь, словно оберег мог ожить и убежать. — Шнурок развязался, верно… А что это?

Прогнева не сводила глаз с его кулака — он сжал руку, словно пальцы свела судорога. Из кулака свисали концы шнура, который и правда развязался, а не порвался.

— Это оберег, — тихо молвила она. — Мне его подарил… один человек. Он сказал, что я должна его отдать…

Она замолчала, не решаясь продолжать.

— Ты должна его отдать? Я завтра уезжаю, но если бы ты отдала его, я бы взял, — сказал Буян.

Оберег приятно грел руку, он казался родным, давно знакомым, когда-то утерянным, а теперь вновь обретенным. И он принадлежал ему с самого начала — гусляр был в этом уверен.

Прогнева не смотрела на него.

— Если бы ты его взял, я бы отдала, — совсем тихо ответила она.

Не взять оберега Буян не мог — вещий голос звучал в нем, говоря, что эта вещь должна принадлежать ему так же, как меч — воину, плуг — пахарю и гусли — певцу.

— А я и беру, — сказал он.

— А я и отдаю, — вздохнула Прогнева.

Буян не понял ее печали и, связав кончики шнурка, надел оберег и спрятал его под рубаху.