Пропущенные материалы: Наследие Девятого - Питтакус Лор Страница 20

В моей жизни лишь тишина и отжимания.

Моги засунули меня в маленькую камеру и как-будто забыли обо мне. Здесь нет дня и ночи, насколько я могу судить, только кормят меня, когда им заблагорассудится. Отслеживать время становится невозможным. Поэтому я отжимаюсь. На полу, на стенах, на потолке — да везде, где только можно в моей крошечной тюрьме.

Я думаю о Сандоре. Уверен, он всё ещё на воле, продолжает искать меня. И однажды найдёт. Мы выберемся отсюда, и я убью каждой мога, что посмеет встать на моём пути.

Я считал, что раньше был в хорошей форме, но сейчас я становлюсь больше и сильнее. Судя по тому, как моги, которые приносят мне еду, стараются держаться на безопасном расстоянии, я внушаю им страх.

Я рад. Пусть думают о том, что будет, когда я выберусь отсюда. Надеюсь, им это снится, как и мне.

Иногда большой мог, что меня поймал, или кто-нибудь другой, важно выглядящий, останавливается у моей камеры и задает мне какие-то туманные вопросы. Где я спрятал свой передатчик? Что я знаю об Испании?

Я никогда не отвечаю. С первого дня здесь я не произнес ни слова. Ворчу и рычу, показывая им зубы. Пусть думают, что я сошёл с ума, что плен превратил меня в какое-то подобие животного. Может, так и есть.

Когда я сплю, приходят кошмары. По ощущениям он такие же реальные, как то мое видение о Лориене, но ни одно не приноси отрады. В них невероятно громадный могадорец, покрытый уродливыми татуировками и шрамами, указывает золотым оружием, похожим на гигантский молот, в мою сторону. На плоской части оружия нарисован чёрный глаз, который пульсирует, когда нацелен на меня, создавая при этом ощущения, словно из меня кишки вытягивают.

Неизвестно откуда, но я знаю, кто этот гигантский монстр. Сетракус Ра. Мой враг.

Сон не в радость, но иногда бодрствовать ещё хуже. В эти дни, я себя чувствую так, что не могу вдохнуть. Будто вся эта тюрьма-пещера давит на меня. В такие моменты необходимость вырваться становится инстинктом, и тогда я бросаюсь на светящееся голубое силовое поле, что удерживает меня в моей клетке, позволяя ему отбрасывать меня по всему крошечному пространству, пока у меня не остаётся сил, чтобы повторить.

После этого приходит тошнота. Я учусь бороться с ней. С каждым разом, когда я нападаю на силовое боле, боль становится немного меньше.

Пытаюсь не думать о Мэдди.

Однажды моги вытаскивают меня из моей камеры. Примерно через месяц, я бы сказал, после того, как здесь оказался.

Меня приводят в другую камеру, где оставляют меня за другим голубым силовым полем. В комнате большой мог из фургона. Он сидит на чём-то, что я сразу распознаю, как Лориенский Ларец.

Мой Ларец.

— Мы обнаружили его в Огайо, — говорит мог, как ни в чём не бывало. — Крутился около офиса одной газетенки, за которым мы присматривали. Тебя искал. — Мог нажимает на кнопку и панель позади камеры поднимается.

У меня замирает сердце, когда я вижу, что за ней.

Сандор. Мой Чепан свисает головой вниз с потолка. Он жестоко избит — оба глаза почернели, губы распухли, торс расчерчен ужасными разрезами. Но самое худшее, наверное то, что они клоками повыдирали ему обычно прекрасно уложенные волосы и превратили его галантный костюм в лохмотья.

В нём не осталось ничего от того мужчины, которого я помню. Они уничтожили его. Глаза наполняются слезами, но я их подавляю.

Сандор с шумом втягивает воздух, когда видит меня. Насколько же я для него, должно быть, изменился за эти месяцы плена. Сложно определить по такому разбитому, опухшему и покрытому синяками лицу, но Сандор выглядит почти счастливым.

Мне стыдно за себя… и потому что это моя вина, что нас поймали, и потому что я такой бессильный.

— Мой юный напарник, — шепчет он.

Мог поворачивается ко мне. В его руке впечатляющего вида кинжал.

— Ваша обоюдная клятвочка молчания была весьма забавна, — говорит мне мог. — Но сегодня она заканчивается.

Он неспешно подходит к Сандору и едва касаясь проводит кинжалом вниз по его груди.

— Вряд ли ты что-то знаешь, — задумчиво тянет мой тюремщик. — Ничего нового, уж точно. — Он пожимает плечами. — Но я всё равно буду пытать твоего Чепана. Пока ты не попросишь меня остановиться.

Он хочет сломать меня. Ничего не отвечаю. Я помню лекции Сандора о том, как себя вести, если случится немыслимое и я попаду в плен. «Не давай им ничего», — говорил он мне. — «Даже крохи информации могут повредить другим Гвардейцам, которые всё ещё скрываются. Не дай им ослабить вас».

Надеюсь, еще не слишком поздно, чтобы заслужить уважение Сандора.

Я пристально смотрю в глаза Сандору. Он смотрит на меня до тех пор, пока мог не начинает его резать; точные хирургические надрезы, который должны чертовски болеть, но недостаточно глубокие, чтобы убить. Мой Чепан с силой сжимает глаза и кричит в свой кляп.

Когда мог заканчивает, Сандор уже в обмороке от боли, а на полу под ним собралась лужа крови.

Я продолжаю молчать.

На следующий день всё повторяется сначала.

Я неподвижен, рот закрыт. В те моменты, когда Сандору удается сфокусироваться на мне, мне кажется, что я вижу гордость в его глазах.

Так продолжается несколько дней. После каждой пытки моги возвращают меня в мою камеру, где я не справляюсь с собой и дрожу, пока всё не повторяется вновь.

Когда они начинают отрезать Сандору пальцы, я не выдерживаю и отворачиваюсь.

На следующий день мог что-то глухо бубнит, пока режет Сандора. Мой Чепан то теряет, то приходит в сознание. Я жду, чтобы посмотреть ему в глаза, прежде чем, наконец, заговорить.

— Прости меня за всё, — хриплю я с трудом после месяцев молчания.

Мог ошеломленно поворачивается ко мне.

— Что ты сказал?

Едва способный двигаться, Сандор может только качнуть головой, как бы прощая мне все ошибки, из-за которых мы здесь оказались. Не чувствую ни малейшего облегчения от прощения, но может быть, его чувствует сам Сандор?

Он закрывает глаза.

И вдруг во мне что-то ломается. Собрав все возможные силы, что у меня ещё есть, я бросаюсь на силовое поле, игнорируя боль. Слышится гул и треск, а затем небольшой взрыв, и я обнаруживаю себя лежащим на полу комнаты и глядящим на могов, чьи безобразные морды предательски выдают шок от вида того, на что я способен. Я вывел из строя их силовое поле. Прорвался.