Жена проклятого князя - Ирина Успенская Страница 2

– …указывать мне, старый ты мерзавец! С кем хочу, с тем и играю! Настоящие гусары никогда… Ах ты, трухлявый пень! – внезапно завопил князь и треснул бутылкой по торшеру. Тот предсказуемо рухнул (и по счастью погас), а князь рухнул рядом на колени и, размазывая пьяные слезы, принялся причитать: – Убился, что ж ты убился-то, батюшка? Долгов не отдал, поместье матушке не отписал и вдруг убился! Ай, батюшка…

– Князь, князь Волков! – позвала его мадам, оттолкнувшая с дороги Матильду. – Ваша невеста пришла! Жениться-то будете?

– Буду! – Князь вскочил, пошатнулся и схватился за нотариуса. – Видишь, батюшку от моей женитьбы уже кондратий хватил! А что кондратий? Велел жениться – я женюсь! Ах, моя дорогая невестушка, моя Мими, ты прекраснее всех на свете!..

– Да это ж комод, князь! – Мадам оторвала его от предмета мебели, который князь уже принялся покрывать страстными поцелуями. – Вот ваша невеста, Матильда Сатье! Иди сюда, дура, что глазами хлопаешь!

– Я туточки, ваша светлость! – Мими (она же Матильда Сатье) совместно с мадам оторвала князя от комода, и он тут же облапил ее и ущипнул за торчащую из корсажа грудь. – Ай, да вы шалун!

– Я твой муж! А ты теперь княгиня Волкова, запомнила, детка? Ну-ка, повтори!

– Я теперь княгиня Волкова, – радостно смеясь, повторила Мими. Ей все происходящее казалось отличной шуткой. – Княгиня из борделя!

– Достойная жена! Я за прогрессивную демократию! – во всю луженую глотку завопил князь, сверкая покрасневшими голубыми глазами.

«А ведь мог бы быть красавцем, – подумала Ольга. – Если бы был трезвым».

– Виват! Да здравствует демократия! Да здравствует княгиня Мими! – нестройно поддержали его собутыльники и так же нестройно запели что-то, долженствующее изображать свадебный гимн.

Нотариус достал из-за пазухи какую-то мятую бумагу, Матильде в руки сунули перо, и она старательно нарисовала кривой крест вместо подписи. А Ольга опять подумала: что-то брачный контракт слишком похож на настоящий. Странная шутка. А девица – клиническая идиотка. Вот же написано: вдовья доля десять тысяч рублей золотом, вот обязательство…

Прочитать дальше Ольга не успела, наконец-то провалившись в темноту.

Владимир, столица Руссии

Андрей Волков

Из тяжелого сна его вырвал поток вонючей воды в лицо. Невольно облизнув губы, Андрей сморщился и сплюнул:

– Merde! Степка, что творишь!

Денщик не ответил, только послышался жестяной звон ведра и шаги, отдающиеся вспышками боли в голове. Гнилостный запах лез в ноздри, горло саднило, во рту словно полк гусар ночевал. Все тело затекло до бесчувственности.

«Надо ж было так надраться, – мысли шевелились с крайним трудом, – чтобы заночевать в конюшне! Или не в конюшне? Пахнет уж больно гадостно».

С трудом пошевелив рукой, Андрей услышал металлический лязг. Руку что-то держало.

– Твою мать, – прохрипел он, разлепив глаза и обнаружив на руках кандалы. – Твою мать…

– Очнулся, ваше превосходительство, – донесся до Андрея незнакомый, сиплый и подобострастный голос.

Превосходительство? О нет! Только не отец!

Подняв голову, Андрей глянул вокруг… и промолчал. Все это слишком походило на дурной сон: серые склизкие стены, ржавый крюк в потолке, зарешеченное и не застекленное окошко, из которого сочился мутный утренний свет. Грязь. Вонь. Кандалы. Над Андреем – мужичонка в серой форме Второй (Смирной) Жандармерии, со связкой ключей на поясе и пустым ведром в руках.

– Выйди. – От приказа знакомым тихим голосом Андрей вздрогнул.

Господи, пусть это будет сон! Прошу тебя!

– Четверть часа, ваше превосходительство. Через двадцать минут смена.

Мужичонка, поклонившись куда-то в сторону, ушел. А Андрей зажмурился. Всего на миг. И сумел прямо встретить отцовский взгляд. Как всегда – холодный и презрительный. Впрочем, сегодня презрение переливалось через край.

– М-да, – уронил князь Михаил.

Несколько мгновений в камере висела давящая тишина. Андрей судорожно пытался вспомнить, как он здесь оказался, а главное – за что? Последним, что он помнил, была свадьба с франкской шлюхой. Мими, Коко, или как ее там? Демон бы помнил! Но не мог же отец запихать его в тюрьму за невинную шутку? И тюрьма явно не франкская, а русская. Наверняка столичная, Владимирская.

Проклятье. Как?!

В животе шевелился ледяной ком, норовил схватить щупальцами за горло.

– Нечего сказать? – так же тихо и тяжело уронил отец и слегка пнул Андрея по ноге. – Поднимайся, бесстыжий выродок.

– Ты перестарался с воспитательными мерами, папенька. – Холодное равнодушие далось Андрею тяжело. Но не показывать же отцу свой страх!

– Не достарался. Драть бы тебя на конюшне, да поздно.

Стараясь ровнее держаться на ногах и не морщиться от тошноты и головной боли, Андрей поднялся. Зазвенели кандалы на руках, скрепленные цепью с ножными.

Вот тут страх захлестнул его с головой, смял, выдавил дыхание. Каким бы «золотым мальчиком» ни был Андрей, даже он знал: в Руссии так сковывают лишь каторжан и смертников. После приговора.

Господи. Господи! Что происходит? Как? За что?!

– Объясни наконец, – едва удерживая голос от дрожи, спросил Андрей. – Неужто я так плохо исполнил твое повеление, что заслужил каторгу?

Отец побледнел, вздрогнул и шагнул к нему, замахнулся…

Оплеуха обожгла лицо, сбила с ног – Андрей упал бы, не будь за его спиной стены. Зато в голове прояснилось. И стало совершенно понятно, что это все – не сон.

– Ах ты, мразь. Пытаешься свалить свои грехи на меня? Гаденыш! – Отец снова замахнулся.

– Прекрати! – Андрей попытался выставить руки вперед, но цепь была слишком коротка, так что он снова едва не упал. – Проклятье… Хватит драться! Подумаешь, женился на Мими, что ты взбеленился? Вот бумаги, кстати. Ты же велел жениться, я и женился.

Он нес какую-то чушь, зачем-то совал отцу найденные за пазухой бумаги, а в голове было пусто-пусто, ни одной связной мысли.

– Ты… – отец нахмурился, забрал бумаги и отступил с таким видом, словно ему противно не то что касаться, а дышать одним воздухом с сыном.

Что ж, Андрею тоже было противно дышать тюремной вонью. Но не он себя сюда запихнул! И не набедокурил он на тюрьму, ни разу! Они с Морисом только собирались кое-что провернуть, что непременно должно было достать старого пня до самой печенки, но не до такой же степени!

– Я, папенька, я. Твой сын. Забыл, как я выгляжу?

– Лучше бы забыл. Ты… – Князь Михаил сжал кулаки и заложил их за спину. – У меня теперь только один сын, Ярослав. Слышишь? Ты, убийца – мне не сын!

Андрей пошатнулся безо всяких оплеух. К тому, что достойный и любимый сын у князя Михаила только один, младший – он давно привык. Но что он сам – убийца? Никогда!