Новая Зона. Наперекор судьбе - Ольга Крамер Страница 2

– Не может быть! – Женя сорвал со стены вторую фотографию, там, где девушка на руках держит ребенка.

Никаких сомнений уже не оставалось – на фото его напарница. А в руках не оружие, а маленький ребенок.

Неизвестно, сколько бы пилот еще ошеломленно смотрел на фотографии, если бы не сильный шум на кухне, мигом выдернувший его из мыслей. Непослушными руками убрав фото во внутренний карман куртки, Фролов метнулся к стене, перехватил оружие, сняв его с предохранителя. Возня и грохот, похожие на звон упавших кастрюль, на кухне снова повторились. «Может, полка обрушилась?» – закралась в голову мысль, объясняющая загадочные события.

Осторожно выглянув в коридор, ведущий в небольшую кухню, Женя нос к носу столкнулся с человеком. Выронив от страха автомат и не сдержав панического крика, Фролов попятился, но споткнувшись о табуретку, нелепо и очень больно завалился на бок, отбивая и без того многострадальные ребра. Спина покрылась холодным потом, сердце сильно забилось, словно хотело сломать кости грудной клетки, дыхание сперло. Страх, взяв контроль над телом и разумом, полностью парализовал пилота.

Зона! Проклятая Зона!

Лабиринт страха, состоящий из ужаса, боли и мучительных смертей. В отчаянной попытке взять себя в руки пилот заскулил и, не чувствуя тела, заставил ползти себя к оружию. Ужас с головой захлестнул пилота, ему хотелось сорваться и бежать, куда глаза глядят, но что ожидать от человека в коридоре? Почему он больше не показывается и как вообще попал в квартиру, если входная дверь задвинута шкафом. Женя был готов поклясться, что все комнаты он осмотрел досконально, заглянув даже в шкафы. Единственный способ попасть сейчас в квартиру – окно, но какой безумный альпинист в ночных сумерках поползет на третий этаж? К тому же, Женя бы точно услышал звук бьющегося оконного стекла.

– Эй, иди сюда! Поговорим! – взяв контроль над голосовыми связками, пилот выдавил из себя слова. – Спокойно поговорим! Я не опасен!

Дотянувшись до оружия, пилот ощутил себя уверенней. С трудом поборов желание выпустить очередь веером в дверной проем, наугад, не для того, чтобы сразить тень, а чтобы испугать, и после этого драпать, Женя снова выглянул в коридор. Никого. Даже намека на присутствие постороннего человека в квартире не было.

Вязкая слюна застряла в горле, из влажных от пота ладоней выскальзывал автомат, дрожал палец на спусковом крючке. Воображение, подлый враг, за десяток секунд нарисовало ужасные картины, в каждой из которых Женя умирает мучительной смертью.

– Господи, – прошептал он, не веря своим глазам.

На кухне, за стеклянным столом сидел человек – молодая девушка. Она мешала ложечкой чай и с задумчивым видом смотрела в окно, не замечая рядом стоящего Женю.

– Вася, – изумленно прошептал пилот и медленно подошел к столу.

Программистка никак не реагировала на Женин голос. На серой, обшарпанной временем и страшными обстоятельствами кухне, девушка выглядела странно, а если быть честным – даже пугающе. Темно-синий шелковый халат едва прикрывал колени Василисы, короткий рукав не скрывал татуировку, а босые ноги скрещены и поджаты под табуреткой. Каштановые волосы Титова собрала в нелепый пучок из не расчесанных волос. Но взгляд пилота зацепился не за ладную фигурку, не за красивый профиль, а за безымянный палец правой руки, на котором тускло блестело обручальное кольцо.

– Это аномалия! – громко сказал Фролов и испугался эха собственного голоса.

– Это треклятая аномалия! Чертова Зона!

Бог проклял это место, каждый квадратный метр, каждую вещь и человека, попавшего сюда. Даже тех, кто оказался здесь не по собственной воле. Тех, кому не нужны ни богатства, ни тайны Зоны!

Как Женя покинул дом, помнит плохо. Кажется, он в панике пятился к двери, ни на секунду не выпуская Василису из поля зрения, с нечеловеческой силой оттолкнул шкаф, освобождая себе проход. Пролетел три этажа, словно один, и вот он уже на улице, глубоко вдыхает прохладный радиоактивный воздух столицы и сжимает кулаки, пытаясь справиться с трясущимися руками. Женя зажал одну руку другой, чтобы хоть как-то унять дрожь, и поднял взгляд к окну квартиры на третьем этаже. Он был готов поклясться, что, несмотря на ночную темноту и большое расстояние, четко разглядел лицо Василисы – спокойное и немного задумчивое.

Больше не оборачиваясь на проклятый многоэтажный дом, Фролов побрел прочь. Десятки квартир смотрели на пилота черными глазницами окон, и ни в одну Женя был не готов зайти, чтобы переждать ночь. Адреналиновая плеть гнала вперед, в неизвестность, но подальше от многоэтажек, нагоняющих на Женю животный страх.

Земля под ногами завибрировала.

Сначала едва ощутимо, Евгений даже не сразу почувствовал ловушку, но через десяток метров, которые Фролов преодолел, как не в себе, она ушла из-под ног окончательно, и пилот в очередной раз упал. Он словно очутился в эпицентре мощнейшего землетрясения. Почувствовав во рту сладковато-металлический привкус крови, пилот машинально облизнул прокушенную губу, и попытался выбраться из сердца аномалии. Все его попытки были тщетными – молодого человека подбрасывало, швыряло из стороны в сторону, он, как уж на сковородке, пытался извернуться, чтобы сгруппироваться и уберечь себя от новых переломов и сотрясения. Когда из легких выбило весь воздух, а он окончательно обезумел от страха и злости, получилось встать на четвереньки. Ярость и ненависть к миру и несправедливой судьбе двигали им. Пилот поднимался, снова заваливался, полз, получал сильные удары по всему телу, перекатывался, прижимался к земле, хватаясь за остатки асфальта, и с завидной целеустремленностью продолжал ползти. Аномалия словно не знала конца и края. Сантиметр за сантиметром, скуля от боли, Женя выбирался из коварной ловушки. Когда толчки позволили подняться, пилот вскочил на ноги, с трудом удержав равновесие, а после рванул вперед. Последние метры аномалии он преодолел в два широких прыжка, споткнулся об излом асфальта и растянулся на сырой земле. За все время он ни разу не выронил их рук автомата, напротив, сжимал его так, что пальцы от напряжения свело судорогой, и теперь их было не разогнуть. Сил подняться с земли не было. Женя, шумно и тяжело дыша, лежал и смотрел в серое московское небо. Все его мысли занимала нестерпимая боль в теле. Боль мешала сделать вдох, насытить легкие кислородом. На грудь словно поместили что-то невероятно тяжелое, мешающее полноценно дышать и жить. От нехватки кислорода закружилась голова, и пилот всем нутром чувствовал, что, если сейчас не найдет в себе силы полноценно дышать, он не жилец. Перевернувшись на живот, Фролов встал на колени, оперся на ладони, которые с трудом удерживали его вес.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Счастье – самое настоящее. Дышит, значит, сломанное ребро не пробило легкое. А то, что больно – даже хорошо. Раз еще чувствует боль, значит – жив. Значит, можно дальше бороться, попытаться выжить. Вертикальное положение принимал с большой осторожностью, не делая никаких резких движений, привыкая к новым болевым ощущениям. И были они отвратительны, словно Фролова переехал каток, а после, решив, что ему мало досталось, вернулся и переехал еще раз. Холодный ночной ветер отрезвляюще ударил в лицо, капли моросящего дождя пробрались за шиворот, смешались с потом и больше не впитывались – экипировка не могла принимать в себя такое количество влаги.