Латунный город - Шеннон Чакраборти Страница 2

– Как? – спросил паша пылким шепотом.

– Сперва пообещай во всем меня слушаться.

– Разумеется!

Она заговорщически подалась вперед.

– Достань микстуру, на одну треть состоящую из серой амбры и на две трети – из масла кедрового дерева, да побольше. Найдешь все в аптеке у Якуба, в конце улицы. Его товар самый лучший.

– У Якуба?

– Айва, да. Спросишь у него еще толченой лаймовой кожуры да масло грецкого ореха.

Арслан глядел на брата с неприкрытым скепсисом, но во взгляде паши заблестела надежда.

– А потом?

– Дальше будет самое сложное, господин. – Нари взяла его за руку, и его пробила дрожь. – Но ты должен следовать моим указаниям неукоснительно.

– Обещаю, клянусь Всевышним.

– Твой дом нужно очистить от скверны, но сделать это можно, только когда он будет пустовать. Все должны покинуть его стены: твоя семья, животные, слуги – все. Семь дней в доме не должно быть ни единой живой души.

– Семь дней! – воскликнул он, но, заметив ее недовольный взгляд, понизил голос. – И куда же нам идти?

– К оазису в Файюме ^[2].

Арслан рассмеялся, но Нари продолжала:

– На закате отправляйся ко второму по величине источнику оазиса со своим младшим сыном, – велела она. – Там наполни водой корзину из набранных поблизости прутьев, прочти над ней трижды аят Престола и после умойся этой водой. Перед уходом окропи все двери амброй и маслом, и к твоему возвращению от зависти в доме не останется и следа.

– В Файюме? – перебил Арслан. – Господи, женщина, даже тебе должно быть известно, что идет война. Или ты думаешь, Наполеон вот так запросто выпустит нас из Каира скитаться по пустыне?

– Замолчи! – паша стукнул по столу кулаком, после чего повернулся к Нари: – Но это и впрямь будет непросто.

Нари развела руками:

– С Божьей помощью…

– Конечно, конечно. Что ж, Файюм так Файюм, – постановил он, принимая окончательное решение. – И тогда у меня будет здоровое сердце?

Она задумалась. Значит, его беспокоило сердце?

– На все воля Божья, господин. Но пусть молодая жена еще месяц заваривает тебе чай с толченым лаймом и маслом ореха.

Его абсолютно здоровому сердцу не будет от этого ни горячо, ни холодно, а вот супругу порадует приятное дыхание изо рта мужа. Нари отпустила его руку.

Паша поморгал, как будто выходя из-под гипноза.

– Что ж, благодарю, милая, благодарю.

Он всучил ей небольшой, но туго набитый кошель и снял с мизинца увесистый золотой перстень, который приложил в довесок.

– Благословит тебя Бог.

– А вам детишек побольше.

Он грузно поднялся на ноги.

– Не могу не спросить, милая, откуда ты родом? Акцент у тебя каирский, но в глазах у тебя что-то… – он осекся.

Нари поджала губы. Она терпеть не могла, когда спрашивали о ее родословной. Хотя немногие назвали бы ее красавицей – все же годы жизни на улице превратили ее в девушку куда более худосочную и неопрятную, чем предпочитали мужчины, – но ее блестящие глаза и острые черты обычно задерживали на себе взгляд. И, задержавшись, взгляд скользил выше, примечая пряди черных, как смоль, волос и необыкновенного цвета глаза – «противоестественно» черные, говорили некоторые, и тогда уже возникали вопросы.

– Как сам Нил, я рождена в Египте, – заверила она.

– Ну да, ну да, – паша дотронулся до своей брови. – Мир твоему дому.

Он нырнул в дверной проем и ушел.

Арслан решил задержаться. Собирая свой гонорар, Нари чувствовала на себе его взгляд.

– Ты понимаешь, что только что нарушила закон? – спросил он грубо.

– Простите?

Он подошел ближе.

– Закон, глупая. Колдовство подлежит преследованию по закону Османской империи.

Живя в Каире под османским игом, Нари столько раз приходилось иметь дело с напыщенными турецкими чинушами вроде Арслана, что она не смогла сдержаться.

– Значит, повезло мне, что главными стали франки.

Это было ошибкой. Арслан побагровел. Он замахнулся, и Нари отпрянула, инстинктивно стиснув в пальцах кольцо паши. Острый край врезался ей в ладонь.

Но турок ее не ударил. Он только плюнул ей под ноги.

– Бог мне свидетель: ты ведьма и воровка… И как только мы вытолкнем французов из Египта, мы примемся за шваль вроде тебя.

Метнув в нее напоследок кипящий ненавистью взгляд, он ушел.

Нари судорожно вздохнула, провожая братьев взглядом. Споря между собой, они постепенно растворились в утреннем тумане, удаляясь в сторону аптеки Якуба. Не угроза выбила ее из колеи, нет: трескучий хрип в его крике, железный запах крови, расползшийся в воздухе… Пораженное легкое: или чахотка, или даже раковая опухоль. Пока никаких явных признаков, но они не заставят себя долго ждать.

Арслан не зря подозревал ее в мошенничестве: его брат был здоров. Вот только сам он не доживет до того дня, когда турки отвоюют ее страну обратно.

Нари разжала ладонь. Порез уже начал затягиваться, и полоска свежей коричневой кожи проступила под каплями крови. Она рассмотрела руку, а потом вздохнула и скрылась внутри палатки.

Она стянула с головы завязанный узлом платок и скомкала в руке. Идиотка. Знаешь же, что нельзя так выходить из себя, когда имеешь дело с мужчинами. Нари ни к чему было наживать новых врагов – тем более таких, которые непременно теперь выставят стражу вокруг дома паши на время его паломничества в Файюм. Сумма, которую она заработала сегодня, казалась мизером по сравнению с тем, что Нари могла бы вынести с его пустой виллы. Она не стала бы брать слишком много – она уже давно занимается этими фокусами и умела совладать с искушением. Но несколько украшений, пропажу которых списали бы на рассеянность жены или на вороватую прислугу? Пустяки, которые для паши не стоили бы ничего, но оплатили бы месяц жизни Нари? От этого она не отказалась бы.

В очередной раз чертыхнувшись себе под нос, она скатала спальный матрац и вынула из пола несколько кирпичей. Монеты и кольцо она бросила в ямку, хмурясь при виде своих скудных сбережений.

Этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Нари вложила кирпичи на место, подсчитывая, сколько еще нужно, чтобы хватило на аренду жилья и на взятки, необходимые для того, чтобы заниматься ее ремеслом, которое день ото дня теряло популярность. Сумма все росла, и мечты Нари о Стамбуле, учебе, почетной профессии и настоящей медицине вместо этой нелепой «магии» отодвигались все дальше.