Бояться нужно молча - Мария Британ Страница 2

Мы с Киром дружим с детства. Когда нашли эту заброшку, были счастливы. Что здесь строили? Магазин? Лицей? Фитнес-центр?

Плевать. Сейчас здесь наша жизнь.

Второй этаж задыхается в пыли и плесени, но нам хватает и маленького зала. Деревянная лестница уже год как треснула.

Я бросаю кисть в воду. Работа завершена.

– Сегодня вообще улет! – усмехается Кир, изучая гематомы на моей щеке и ногах.

– Благодарю вас, коллега, – шутливо кланяюсь я. – Неужели мои уши не свернутся в трубочку от вашей «конструктивной» критики?

– А вы хотите?

– Нет, что вы. Я люблю свои уши.

Я достаю из коробки парик и кручусь у зеркала. Вот теперь все готово: я – сущность, голодное чудовище с белыми глазами и неестественно бледной кожей.

Карие радужки и зрачки скрываются за линзами. Мои темные, почти черные волосы закреплены шпильками, лицо намазано серым, как грозовая туча, тональным кремом, и мне кажется, что скоро я начну метать молнии.

– Возьми перчатки! – кричит Кир.

Последний штрих – ладони. Линия жизни бойко пульсирует: я «наелась» кармы до отвала. Об этом говорит и маленький экран-индикатор, вшитый в кожу чуть выше правого запястья. Он светится зеленым. Десять гигов ^[2].

Я поправляю бежевое клетчатое платье и беру белые кашемировые перчатки.

– Идем?

– Ща, погоди.

Кир увлекся очередной гематомой. У меня есть как минимум десять минут.

Чем бы заняться?

Бросив перчатки обратно, я снимаю белые линзы и хватаю со стола другие – сетевые. Сеть засасывает реальный мир во тьму, словно сок в трубочку. Я попадаю в виртуальный коридор – испещренную ранами-дверями гусеницу – и приказываю нематериальному телу войти в ближайшую комнату.

На стене висит экран. Я щелкаю пальцами, чтобы его активировать. Загружается архив моих фото. Первая же папка – «Семья». То что нужно: я не видела родителей и сестренку, наверное, вечность.

На этом снимке мы втроем – мама, папа и я на фоне нового дивана. Здесь Элла задувает двенадцать свечей на торте. Свежее фото. А потом – мы с папой играем в шахматы. В тот раз – дебютный и последний – я победила и записала свои ходы в планшет, чтобы не забыть, а мама подарила мне пояс с блестками, красивый такой, сейчас я ношу его как украшение и почти никогда не снимаю. Дальше мельтешат фото родителей и незнакомого мужчины в очках. Хмурые глаза, увеличенные толстыми линзами, дорогие часы… я бы дала ему лет шестьдесят. Глубокие морщины, тонкие губы и ни тени улыбки, в то время как мама и папа сияют во все тридцать два зуба.

Комната начинает качаться – это Кир трясет меня за плечо.

Приходится вернуться в реальность.

Он вырядился в порванную рубаху и черные бриджи. Вид у него хуже, чем у меня, – перестарался с гримом.

Мы выходим из штаба. Кир защелкивает на двери замок – привычка. Здесь, на окраине, в траве по колено, все равно никто не гуляет. Конечно, чуть поодаль есть дорога, но она тоже пустует.

– Может, вернемся за масками? – Я оглядываюсь. Между деревьями мелькает двор, окруженный тремя коробками-домами. Сегодня он – наша цель.

– Сова, ты чего?

Кир называет меня так, сколько я себя помню. Я действительно поздно ложусь и поздно встаю. Каждый раз, слыша прозвище, я не могу сдержать улыбку.

– Ладно. Мы ведь недалеко.

Я успокаиваю скорее себя, чем Кира: тот уже бодро продирается сквозь траву. Ее не косят. За штабом, где простирается заброшенная стройка, обитают сущности. Обычных горожан сюда даже кармой не заманишь.

Но… Сегодня за нашим убежищем ошиваются люди в белых костюмах – Утешители. Я кладу ладонь на плечо Кира.

– Что там стряслось?

– Ты не слыхала? Нынче модно по опасным местечкам шляться. Там подростков партиями вывозят. По сто штук. Вот дурные, да? Экстрима им подавай.

– Да ладно, – ужасаюсь я.

Путь продолжается. Кир больше не говорит о несчастных детях, и я ему за это благодарна.

Во дворе никого нет. Неудивительно: сейчас полдень, почти все на работе. Лишь гаражи да старая шелковица взяли пожизненный отпуск. Качели вяло играют с ветром.

Настало время позаботиться о линиях на ладонях.

Кир достает из кармана металлический шарик с рисунком глаза и объективом в зрачке.

– Давай сюда! – Я указываю на ветку яблони над дорогой. – Как раз будет.

Друг закрепляет камеру на дереве.

Все готово.

Я волнуюсь. Как долго мы будем ждать?

Кир замечает мое нетерпение и ободряюще хлопает меня по плечу. Мы прячемся за угол дома. Я то и дело выглядываю, но ничего не меняется. Дорога пуста.

Спустя, кажется, целую вечность, взявшись за руки, к нам приближается влюбленная парочка. Знали бы эти ребята, какое испытание мы приготовили их чувствам! И маловероятно, что они выдержат, по крайней мере, я таких еще не встречала.

Когда влюбленные проходят мимо яблони в нескольких метрах от нас, Кир мне кивает.

Пора.

Мы тащим свои тела на дорогу. Дрожим. Спотыкаемся. Хрипло дышим. Мы голодны и ищем добычу.

Мне неприятно разрушать иллюзии, но позже разочарование отступит и я разрешу себе посмеяться над чужой наивностью.

В такие мгновения я начинаю бояться себя. После каждого такого спектакля мне сложно возвращаться в образ обычной девушки Шейры.

Я… просто не могу этого сделать. Или не хочу.

Сущности честнее нас – вот единственное, во что я верю.

Мы ухмыляемся. Те двое замедляют шаг. Расстояние между нами сокращается. Они все слабее держатся друг за друга.

Да, влюбленные в биомасках, но от суеверного ужаса перед сущностями ни одного человека в городе это не спасает.

Они пытаются сохранить спокойствие. И хоть их глаз не видно, я знаю: они смотрят на нас.

Между нами остается не больше метра. Я улыбаюсь шире. А они стойкие! Обычно людям хватает двух секунд, чтобы смекнуть: время уносить ноги.

Кир издает свой фирменный хрип. Влюбленные напрягаются. Я тянусь к ним руками, точно поломанными ветками.

Оба взвизгивают – так звучит последняя капля.

Страх разрезает все связывающие парочку нити. «Их» больше нет. Есть только он, отталкивающий свою бывшую возлюбленную, и она, не жалеющая для нас, сущностей, криков и бессвязных слов.

Юноша бежит, спотыкается, падает, поднимается и снова бежит. Не оглядывается. Не вспоминает о том, что именно минуту назад говорил ей, своей кошечке. Или зайке?