Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев - Мари Бреннан Страница 2

Это значило, что я могу ждать здесь у моря погоды очень и очень долго.

– Тогда не стоит обременять вас, – сказала я, отставив чашку и поднимаясь с места. – Думаю, мне лучше уехать и вернуться позже. Сегодня я обещала нанести визит также и деверю, Мэттью.

К моему удивлению, Джудит подняла руку, останавливая меня.

– Нет, прошу вас, останьтесь. У нас сейчас гостья, и она надеялась увидеться с вами…

Возможности спросить, кто эта гостья, мне так и не представилось, хотя определенные подозрения зародились в тот же миг, как Джудит открыла рот. Дверь распахнулась, и в гостиную вошла мать.

Теперь все стало ясно. Дорожа душевным спокойствием, я незадолго до этого перестала отвечать на письма матери. Та, даже когда я прямо попросила об этом, и не подумала прекратить критиковать каждый мой шаг и намекать на то, что я потеряла в Выштране мужа из-за собственного своеволия и недомыслия. Конечно, игнорировать ее было неучтиво, но альтернатива была бы много хуже. Потому-то, чтобы увидеться со мной, ей нужно было явиться в мой дом без предупреждения… или же обманом заманить меня в чужой.

Подобная логика отнюдь не смягчила моей реакции. Если только мать не явилась предложить примирение (в чем я сильно сомневалась), это была ловушка. Я бы скорее вырвала себе зуб, чем согласилась выносить ее новые обвинения. (Дабы вы не подумали, будто это просто фигура речи, в скобках замечу, что однажды мне действительно довелось вырвать себе зуб, и данное сравнение не из тех, какими легко разбрасываются.)

Как выяснилось, на сей раз ее обвинения хотя бы основывались на свежем материале.

– Изабелла, – заговорила мать, – что это за вздор: я слышала, ты собираешься в Эригу?

Я славлюсь склонностью обходиться в разговоре без светских условностей и, как правило, приветствую эту черту в остальных. Но в данном случае слова матери подействовали на меня, как стрела, пущенная из засады и вонзившаяся прямо в мозг.

– Что? – с довольно глупым видом переспросила я (не потому, что не поняла ее, но потому, что даже не представляла себе, где и от кого она могла об этом слышать).

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – неумолимо продолжала мать. – Изабелла, это просто абсурд. Ты не можешь снова отправиться за границу – а уж тем более в Эригу! Там же воюют!

Я вновь нащупала кресло, воспользовавшись паузой, чтобы восстановить душевное равновесие.

– Это преувеличение, мама́, и ты сама это прекрасно понимаешь. В Байембе нет никакой войны. Талусский манса не осмелится на вторжение, пока граница находится под защитой ширландских солдат.

На это мать только хмыкнула.

– Думаю, тому, кто – после двухсотлетней оккупации! – выгнал ахиатов из Элерки, смелости не занимать. И даже если не нападет он, кто может поручиться за этих ужасных иквунде?

– Их отделяют от Байембе все мулинские джунгли, – раздраженно напомнила я. – Не считая, конечно, рек и ширландских войск, что стоят там на страже. Мама́, весь смысл нашего военного присутствия в Байембе – в обеспечении безопасности этих земель.

Мать смерила меня до жути серьезным взглядом.

– Изабелла, солдаты не могут устранить опасность. В их силах лишь уменьшить ее.

Да, все свое ораторское искусство я унаследовала от матери, но в тот момент была не в настроении восхищаться ее формулировками. Как и радоваться ее осведомленности в делах политики – кстати сказать, крайне удивительной. Ширландские дамы ее положения, да и большая часть мужчин тоже, вряд ли смогли бы назвать две эриганские силы, вынуждавшие Байембе искать помощи за рубежом – иными словами, в Ширландии. Джентльменов в те времена интересовало только крайне однобокое «торговое соглашение», согласно коему в Ширландию шло байембийское железо и прочие ценные ресурсы, за что байембийцы позволили нам разместить по всей своей земле солдат и построить колонию в Нсебу. Леди же подобными вещами не интересовались вовсе.

Уделяла ли мать всему этому внимание прежде или занялась самообразованием, прослышав о моих планах? В любом случае я собиралась сообщить ей эту новость вовсе не так. Как именно – я еще не решила: я раз за разом откладывала это дело, насколько понимаю сейчас, из чистой трусости. И вот он, результат – неприятная сцена на глазах у невестки, судя по вежливой гримасе, застывшей на лице, прекрасно знавшей, чем кончится наша встреча.

(Внезапно шевельнувшийся в мозгу червь подозрения подсказал мне, что знал об этом и Пол. Встреча с лордом Мелстом – ну да, конечно! Как жаль, что ему пришлось уехать именно к моему появлению!)

Что ж, по крайней мере, это означало, что к попрекам матери не присоединятся союзники.

– Будь там настолько опасно, – сказала я, – министерство иностранных дел ни за что не позволило бы гражданам путешествовать в Эригу, не говоря уж о том, чтоб там селиться. А оно позволяет и то и другое. Что ты на это скажешь?

Ей вовсе ни к чему было знать, что одна из непрестанных задержек нашей экспедиции была связана именно с попытками убедить министерство иностранных дел дать нам визы.

– В самом деле, мама́, какие войны? В Эриге куда больше следует опасаться малярии.

Не знаю, что меня дернуло за язык, но с моей стороны это было чистым идиотизмом. Глаза матери странно блеснули.

– В самом деле, – сказала она так, точно эти слова были застывшим на морозе стеклом. – Однако ты намерена отправиться в этот рассадник тропических заболеваний, даже не подумав о собственном сыне.

Ее обвинение было и справедливым, и в то же время – нет. Действительно, я думала о сыне не так много, как можно ожидать. После его рождения у меня оказалось так мало молока, что пришлось нанимать кормилицу, и меня это более чем устраивало: маленький Джейкоб слишком напоминал своего покойного тезку. Теперь он, двухлетний, отнятый от груди, находился на попечении няни. Согласно брачному контракту, я была весьма щедро обеспечена, но большая часть этих денег шла на научные исследования, а книги о нашей экспедиции в Выштрану – научная работа под именем мужа и мои собственные пустопорожние путевые заметки – не принесли тех доходов, на какие можно было надеяться. Однако из того, что оставалось, я щедро платила за заботу о сыне – и вовсе не потому, что вдове второго сына баронета не пристало выполнять эту работу самой. Сама я просто не знала бы, что делать с Джейкобом.

Люди часто полагают, что все премудрости материнства – вещь чисто инстинктивная: дескать, как бы мало женщина ни смыслила в уходе за детьми до рождения собственного первенца, сам факт половой принадлежности обеспечит ей все необходимые навыки и способности. Это в корне неверно даже на грубейшем биологическом уровне, что подтверждается отсутствием у меня молока, и уж тем более неверно на уровне социальном. В последующие годы я начала понимать детей с точки зрения натуралиста: я знакома с процессом их развития и могу оценить это чудо прогресса по достоинству. Но в то время маленький Джейкоб был для меня существом куда более загадочным, чем дракон.