Дети богини Кали - Анастасия Баталова Страница 2

— Зачем же так… — мальчуган испустил вздох, полный искреннего сожаления, — я с тобой, может, подружиться хотел… Наши девчонки из первого только про тебя и говорят, «хочу быть похожей на Сакайо из седьмого», «вы видели как Сакайо играет в футбол», «она такие прикольные страшилки сочиняет, вот бы тоже научиться…»

Онки стало стыдно. Действительно, и зачем нужно было язвить этому мальчику со странно мудрыми глазами? Он ведь ничего ей не сделал, и даже не разозлился, и не пожаловался наставникам на то, что она об него споткнулась. Но чем сильнее жгло Онки раскаяние, тем сильнее в ней закипало уязвленное болезненное самолюбие.

— Мою дружбу заслужить надо, — отрезала она, отворачиваясь.

— Мою тоже, — сказал Саймон ей в спину, — и теперь я вижу, что ты совсем не настоящая супергероиня, а просто-напросто чокнутая зазнайка… Я, кажется, разочарован.

Трудно было придумать более обидное для Онки высказывание. Девчонку чуть ли не трясло от гнева, и первое, что пришло в её взъерошенную золотую голову — прописать забывшемуся первоклашке хорошего тумака… Но мимо как раз проходил один из наставников и от этой идеи спешно пришлось отказаться.

Нарочно не удостоив мальчика взглядом, она побежала прочь, махнув другим девочкам в знак того, что уже опять продолжает играть. Настроение, однако, было сбито, Онки бегала без прежнего азарта и из-за внезапно напавшей на неё рассеянности несколько раз нарушила правила. Она пыталась исцелиться, попросту перестав думать о досадном инциденте, намеренно не смотрела в сторону «мелкого», активно жестикулировала, громко комментировала игру и смеялась, — всячески демонстрировала свою независимость и полное безразличие к случившемуся…

Хуже всего оказалось то, что спектакль этот не только не произвёл должного впечатления — он, похоже, вовсе не имел зрителей… Когда Онки разрешила наконец себе бегло взглянуть в сторону Саймона, тот невозмутимо продолжал заниматься своими непонятными малышковыми делами — сосредоточенно раскладывал на земле какие-то палочки и, скорее всего, совершенно о ней не вспоминал.

В столовой по обыкновению царила невообразимая суета. Против неё не помогал ни строгий временной регламент приёмов пищи для каждой возрастной группы воспитанников комплекса Норд, ни электронный раздатчик порций, ни деловито расхаживающие между рядами столов наставники. Несмотря на все эти меры хоть раз за день, но непременно кто-нибудь кого-нибудь толкал, закидывал хлебными шариками, разливал или рассыпал что-либо — словом, нарушал установленный порядок.

Очередь двигалась медленно. Дети проходили друг за другом вдоль длинной металлической стены электронного буфета, каждая секция которого выдавала порцию определённого блюда — супа, горячего, гарнира или десерта. Для получения порции нужно было поднести к считывателю свой наручный браслет. Электронный буфет фиксировал информацию с микрочипа и отмечал в системе, что данный воспитанник уже забрал свою еду. Размеры порций, а также доступные виды пищи регулировались в зависимости от возраста ребёнка и его физиологических особенностей, зафиксированных в системе. Таким образом формально контролировалась сбалансированность питания и исключалась возможность недоедания или обжорства. Но разумеется, дети благополучно научились обходить все эти досадные условности. Они менялись едой, если кто-то хотел, к примеру, котлету вместо гуляша или дополнительный салат, спорили друг с другом на то или иное блюдо, проигрывали и выигрывали еду, платили ею «долги чести» и тому подобное — можно было сказать, пища превратилась в своеобразную внутреннюю валюту Норда и наставники, к своему огорчению, оказались не в силах этому противостоять.

Онки Сакайо нетерпеливо протискивалась среди галдящей малышни и застенчиво пропускающих её ребят постарше ближе к электронному буфету. Краем глаза она заметила любимую потеху старшеклассниц, наставника Макса, прыщавого двадцатидвухлетнего студента с большими оттопыренными трогательно пушистыми ушами. Он гордо фланировал между рядами столиков в элегантном чёрном пиджаке, расколотом посередине ослепительным клином безупречно белой рубашки, аккуратно застегнутой на все пуговицы. За глаза весь Норд величал беднягу Лопоухом, а те, кто посмелее, больше, конечно, девчонки, иногда даже отваживались произносить эту кличку в его присутствии. Макс, не обделенный ни терпением, ни великодушием, не торопился обидчиц карать, только рассеянно моргал своими добрыми карими глазами и умиленно улыбался, вероятно, он полагал, что внимание противоположного пола пусть и в таком виде — великий дар, и принимать его всегда следует благодарно.

Рассказывали, будто Коре Маггвайер из десятого музыкального однажды удалось так прижать Лопоуха в уголке гардероба, что после этого при каждой встрече с нею он неизменно краснел; осмелевшая старшеклассница несколько раз ещё пыталась остаться с ним наедине где-нибудь в укромном местечке, но он искусно избегал подобных неловких ситуаций, а потом недвусмысленно дал девушке понять, что не намерен пятнать свою репутацию, и если она рассчитывает на какое-либо развитие отношений, то должна предложить помолвку… Было бы вполне закономерно и логично, если бы на этом всё закончилось. Нападение в гардеробе изначально задумано было Корой как не слишком добрая шутка, но, судя по всему, дело зашло чуть дальше намеченной черты… Вокалистка, первая гитара и идейная вдохновительница подросткового ансамбля «Птицы» прекрасно понимала: помолвка — весьма серьезный шаг, для этого нужны деньги, ответственность и, наверное, чувства гораздо более глубокие, чем те, что подвигли её в душной тесноте гардероба, ощупью пробираясь среди вешалок и поминутно утыкаясь в пахучие воротники осенних пальто, торопливыми жадными прикосновениями воровать чужое тепло, взволнованное учащенное дыхание и нежный бабочковый трепет маленькой жилки под тонкой чуть влажной кожей на шее… Кроме того, некоторые ребята замечали, как возле главных ворот неказистый на вид наставник Макс садился в чей-то дорогой автомобиль, а когда в Норд читать популярный курс древней истории приехала сама Ванда Анбрук, знаменитый профессор из Объединённого Университета, Макса видели с нею в парке. Впрочем, немногочисленные свидетели даже если бы очень захотели, не смогли бы пришить пышного шлейфа сплетен к этому наблюдению, ибо профессор Анбрук даже не пыталась взять юношу под руку — это была дружеская прогулка, не более — они шли бок о бок по красиво подсвеченной погасающими красками октября центральной аллее и о чём-то тихо говорили…

Так или иначе, благодаря всей этой истории неприметный наставник Макс сделался на какое-то время настоящей звездой, и чуть ли не весь Норд теперь алчно, точно подглядывая в замочную скважину, ожидал новых поворотов в его судьбе.

Механически вынув из раздатчика ещё тёплый после обработки паром пластиковый поднос для обеда, Онки встала в очередь. Лопоух больше не занимал её; с Корой Маггвайер из десятого музыкального она никогда особенно не дружила и даже пару раз жестоко с нею дралась — потому, вероятно, история её любовного фиаско не вызвала в душе Онки ни малейшего отклика.

Кто-то протиснулся через толпу сзади и коснулся её плеча. Девчонка вздрогнула.

— Привет, Сакайо. Не забыла про долг?