ЛОРИНГ - Макс Ридли Кроу Страница 2

Искать здесь что-то ценное — бессмысленное занятие. Если уж забрали комоды, то едва ли обронили пару-тройку золотых авардов.

Я поспешил к лестничному пролету, за которым, если план не врал, должна находиться дверь к переходу в сердце замка. Дверь была заперта с другой стороны на подвесной замок. Иногда я скучаю по тем временам, когда мог рассчитывать только на отмычки и ловкие руки. То есть определенная сноровка нужна и теперь, иначе бы звали не меня, а какого-нибудь сопливого юнца, с пеленок разбирающегося в механизмах. Зеленых любителей стало куда больше, чем в былые времена. Они не отбивают солидных заказчиков, но под ногами путаются.

Расположившись у двери, словно какая-нибудь собака, я просунул в проем между дверью и полом устройство, которое не так-то просто достать в готовом виде, а уж доработать под себя — целая наука. Внешне эта вещь походила на паучью ногу с пятью сочленениями, каждое из которых было тоньше предыдущего. Металлические трубки соединялись между собой шарнирами для подвижности, внутри их при помощи нехитрой цепочки шестеренок и валиков соединяла тонкая, но прочная нить. Конец нити был намотан на валик, положение которого определялось четырьмя колесиками, располагающимися под моими пальцами. С противоположной стороны это «щупальце» было вооружено двумя спицами с крючками на концах. По сути это и есть отмычка, но для настоящих фанатов ремесла, кто не ищет легких путей и не хочет марать руки кровью, заходя через дверь и убирая лишних свидетелей.

Лежа на полу, я интуитивно направлял свою «железную руку» с противоположной стороны двери. Схема отработана месяцами, я точно знал, что натягивающаяся нить заставляет распрямиться каждую «фалангу», и отмычки вот-вот достигнут своей цели. Это просто, нужно только достаточно часто и усиленно тренироваться. Замки вешают почти на одном уровне, удобном для человека, который будет им пользоваться. То есть для меня. Я почувствовал, как обе отмычки уперлись в какой-то выступ, и со скрежетом поместились в углубление. Скважина. Теперь начнется мастерство. Танец пальцев по плавным колесикам, регулирующим положение валика. Тот, в свою очередь, заставлял нить направлять одну или вторую отмычку. Почти что управлять вслепую марионеткой, когда деревянная кукла несет в своих дрожащих ручках драгоценный хрусталь. В целом, вполне реально, что неоднократно мною доказано. Но далеко не все возьмутся за эту работу.

Время шло. Ледяной язык ветра лизал мое ухо сквозь дверную щель. То и дело я ощущал, но, конечно, не мог слышать, как разочарованно щелкают потерявшие удачное положение отмычки. У другого бы уже сдали нервы, пальцы бы стали трястись, и на этом задание можно прерывать. Я не зря тренировался. Меня это почти расслабляет.

Чуть левее одну отмычку, немного вниз и зафиксировать, тогда как второй нужно совершить круговое движение и дать замереть в верхней точке. Щелчок прозвучал как музыка. Лучший в мире звук — стон открытого замка. Осталось поддеть петлю, что тоже непросто, поскольку «рука» довольно тонкая и хрупкая, и я увидел, как бесполезный кусок металла упал на пол с другой стороны двери. Теперь он мертв. Сломанные замки умирают, как стражи, не исполнившие свой долг.

Сразу чувствовалось, что я попал в основной дом. Здесь было тепло. Не так, как в городских особняках, но куда теплее, чем в том стылом заброшенном крыле, через которое пришлось идти. На факелах и тут экономили, но мне жадность хозяина только на руку. Тени — это мои лучшие друзья. Они спрячут, отведут беду, пустят преследователей по ложному следу. Коридор, по которому я шел, был четыре шага в ширину, довольно узкий, потолок высокий, и накопленное тепло быстро улетучивалось. Где-то далеко слышалась музыка. Может, господа пригласили бардов? Странно. Судя по купленной информации, хозяин покинул это место накануне. Хотя я точно знал, как часто слуги, оставшись без присмотра, резвятся в особняках. Музыка, лучшие напитки из хозяйской коллекции, кувыркание в его постели. Я уже молчу о том, что в лучшем случае его белье будет перемерено всеми без разбору. Однажды я видел, как панталоны сварливой хозяйки целые сутки носила свинья. Потом их выстирали и положили на место.

В коридорах было пусто. Ни слуг, ни охраны, что подтверждало мою догадку. Наверное, все веселятся где-нибудь в большой комнате. Мне же лучше. Я зашел в первую попавшуюся дверь. Кладовая. Ничего ценного, кроме небольшой баночки с керосином. Пригодится.

Далее коридор порадовал меня изменениями. На стенах стали появляться фамильные портреты. Мужчины и женщины в стандартных позах с безучастными лицами. Клянусь, если взять десять различных домов и сравнить семейные портреты, придет на ум, что имеешь дело с кровными братьями. В том вина не художников, а времени. С приходом к власти Императрицы Глории многие начали следовать ее взглядам на жизнь. Как это ни парадоксально, но в моде стала скромность, я бы даже сказал — излишняя, аскетизм, высоконравственность, отречение от плотских утех в угоду духовному совершенству. Хотя последнее исключительно в церковном аспекте. Святая императрица заставила державу погрязнуть в лицемерии. Художники же держали нос по ветру. Они мгновенно переделывали старые семейные портреты на новый лад, рисуя кислые мины и закрытые одежды. Думаете, это извращение? Тогда вы не слышали о портретисте Луи Вальтоме. Он специализировался на том, что умело изображал детей, от младенцев до юношей. То есть тот возраст, который дается живописцам труднее всего: даже самого вышколенного ребенка трудно заставить неподвижно позировать. Но этому умельцу давалось все легко и просто, картины писались быстро, и все были бесконечно довольны, пока не открылась правда. Одна из его натурщиц оказалась ревнивой особой, и едва портретист был замечен в измене, как общественность узнала его страшную тайну. Вальтоме никогда не рисовал детей господ, заказывающих портреты. Вместо этого он покупал у бедняков и в приютах умерших детей и зарисовывал их в различных позах. Затем предавал изображению черты, сходные с необходимыми заказчику, и шедевр готов! Когда все узнали это, бедолагу изгнали поганой метлой. Кому захочется иметь портрет мертвого ребенка вместо собственного? Не могу судить этого творца с точки зрения морали, сами понимаете. Но вот что интересно: спустя десять лет, как тот повесился, оставшись без гроша и в презрении, его картины возымели дикую популярность, и стоимость их возросла во много раз. Теперь каждый хотел иметь картину Вальтоме, пусть на ней и чужие семьи с мертвыми детьми. Кто более безумен: художник или те жирующие богачи, что возвели его картины в культ? Затрудняюсь сказать. Я обычный вор и рад, что есть вещи, за которые щедро платят.

Но за эти кислые мины, написанные одной кистью, мне не дадут даже пяти каритасов. Порой от своих родственников деваться некуда, кому нужны еще и чужие?

Первая приличная добыча мне попалась в комнате для чтения. Здесь было множество книг, они занимали все высокие шкафы, но на каминной полке мне повезло обнаружить бронзовую статуэтку собачки. Коротконогий длинный охотник за лисами. Ненавижу их. Они напоминают мне худших представителей ищеек Двора Венаторов, имперских егерей. Охотятся они за такими славными ребятами, вроде меня. И если от обычных гончих, сторожащих покой на улицах, удрать помогают крепкие ноги, то эти мерзкие твари могут залезть в нору и достать тебя оттуда за шею. Совсем как эта собачонка.