Аварийная команда - Роман Глушков Страница 2

…Как вот уже долгое время не могу уяснить для себя одно обстоятельство: хорошо или плохо то, что для своего благодетеля я до сих пор продолжаю оставаться Лингвистом – тем самым мальчиком на побегушках, который вкалывал на Бурелома лишь для того, чтобы заслужить уважение в обществе себе подобных и иметь источник средств на кабаки и девочек. Да, Лингвист был давно уже не мальчик, и это еще мягко сказано. Он добился желаемого авторитета, занимал хорошую должность и мог позволить себе дорогие рестораны и роскошных жриц любви (пусть не ежедневно, но тем не менее). Вот только сбывшиеся юношеские мечты почему-то не принесли мне полноценного счастья.

С каждым годом у меня в голове все сильнее свербела мысль, что пора бы завязывать с такой жизнью – ведь не будешь же до седых волос разъезжать по краю и выполнять для Бурелома грязную работу. Меня не утешал даже тот факт, что сегодня мне редко приходилось самому заниматься рукоприкладством – Тюнер и Кадило отлично справлялись с этим и без моего участия. Глеб Свекольников являлся крепким, здоровым мужчиной в самом расцвете лет и мог при желании достичь в жизни еще ого-го каких высот, только вместо этого тратил свои силы, помогая взбираться на Олимп собственному боссу. Раньше я искренне верил, что мое самопожертвование непременно выведет на вершину жизни и меня, но в реальности все оказалось иначе.

Бурелом достиг вожделенного Олимпа. Карабкаться выше, в большую политику, моему благодетелю мешало криминальное прошлое, что лежало на его репутации несмываемым пятном. Поэтому Бурелом вполне удовлетворился достигнутым успехом и теперь вел сытую размеренную жизнь местечкового нувориша, что имел влияние и в легальном бизнесе, и в теневом мире. Впечатляющая карьера для бывшего уголовника, чего уж там говорить.

А такие, как я, Тюнер, Кадило и прочие, кто продолжал верно служить Бурелому, намертво застряли где-то на полдороге к Олимпу. Стать «богоподобными» нам не светило при всем желании – не того полета мы были птицы. Бросить же своего покровителя и податься на вольные хлеба означало для нас не только лишение мощной протекции. Я смотрел трезвым взглядом за границы своего нынешнего мирка и с ужасом осознавал, что, выйдя из тени Бурелома, я буду вынужден начинать жизнь практически с нуля.

Что еще умел в этой жизни Лингвист кроме того, чем он упорно занимался на протяжении последних пятнадцати лет? Крепкие кулаки да репутация исполнительного и бескомпромиссного головореза – вот и все мои достоинства. Возобновить спортивную карьеру, которая получила многообещающий старт в институте и зачахла на корню после моего позорного отчисления, было попросту нереально. Ни один тренер не станет связываться с тридцатипятилетним боксером, решившим вернуться в профессиональный спорт после столь длительного перерыва. Поэтому мечтать о славе Джорджа Формана мне было заказано. Раньше я очень гордился спортивными медалями и кубками, заслуженными мной в юности. Ныне эта груда регалий хранилась в старой спортивной сумке; когда-то я называл ее «счастливая», поскольку она неизменно сопровождала меня на всех сборах и чемпионатах. А сумка, в свою очередь, была заброшена на самые дальние антресоли – туда, куда я не заглядывал, наверное, уже пару лет, а то и больше.

Покрытая пылью, коллекция спортивных наград олицетворяла для меня своеобразный мемориал, возведенный мной на останках той жизни, которую я мог бы прожить, но предпочел собственноручно задушить ее в зародыше. Нет, я вовсе не забросил в ту «счастливую» сумку свои боксерские перчатки и не заплыл жиром, как многие из моих друзей-ровесников, кому уже не приходилось так часто размахивать кулаками во славу босса. Я и сейчас поддерживаю себя в хорошей бойцовской форме, поскольку в моей работе это жизненно необходимое условие. Я мог бы при желании принять участие в каком-нибудь боксерском турнире, и не исключено, что даже занял бы призовое место. По крайней мере, в спортзале Лингвист еще способен задать на ринге трепку кое-кому из районных чемпионов. Но как ни горько это признавать, годы мои уже не те. Если мне не удается завершить поединок в первые пару минут, дальше я попросту начинаю выдыхаться и терять инициативу. Радует лишь то, что при наших разборках с должниками обычно не возникает затяжных потасовок, хотя бывает, что порой приходится и попотеть…

Бизнесмен из Горнилова – самого отдаленного райцентра нашего края – Адам Адамович Подвольский не принадлежал к таким крепким орешкам. Но вот его взрослый сын, коего по давней традиции их родовой ветви также нарекли Адамом, и куча племянников являлись для нас потенциальной угрозой. Подвольские – а их в Горнилове проживало немереное количество – являлись на зависть дружным семейством. Этаким маленьким провинциальным кланом, очень похожим на те, что показываются в фильмах про сицилийскую мафию, где вся многочисленная родня крепко сплочена общим бизнесом. Выкупив в свое время почти все местные сельхозпредприятия, сегодня Адам и его сын были самыми влиятельными деловыми людьми Горниловского района, что служил главной краевой житницей еще с дореволюционных времен.

Подвольский-старший имел некоторое влияние и в краевой столице. Насколько далеко простирались связи бизнесмена из глубинки, я не знал. Но раз уж владельцы крупнейшего калиногорского казино «Алмазная бригантина» позволяли Адаму играть у них в долг, значит, этот человек и здесь пользовался авторитетом. Правда, лишь до недавнего времени. Последняя проигранная Подвольским сумма была настолько значительной, что собрать и выплатить ее сразу он не смог. Бурелом – он был одним из совладельцев «Бригантины» – и его деловые партнеры дали Адаму отсрочку, и, надо заметить, весьма щедрую. Однако на сегодняшний день миновала уже неделя, как отпущенное Подвольскому время истекло, а он, похоже, и не думал рассчитываться, изобретая для кредиторов все новые и новые отговорки. Нам с напарниками было поручено раз и навсегда утрясти эту неурядицу.

Я, Тюнер и Кадило прибыли в Горнилово на поезде погожим октябрьским деньком. Мне нравилось бывать осенью в наших сонных райцентрах. Их размеренный жизненный темп разительно контрастировал с нервозной калиногорской суетой, и даже в преддверии важных дел я обычно старался выделить минутку, чтобы насладиться атмосферой провинциальной безмятежности. Желтые листья медленно облетали с деревьев на привокзальной аллее и шуршащим ковром устилали землю. Воздух был сырым, но прозрачным и удивительно свежим. Сказка да и только. При всем моем уважении к гениальному Левитану я сомневался, что ему удалось бы доподлинно передать в красках все здешнее великолепие.

– Поганое местечко! – Кадило моего настроения не разделял. – Должно быть, по вечерам здесь – тоска смертная. Готов поспорить, тут даже ресторана приличного нет, не то что сауны…

Служба такси, однако, имелась. Прежде чем нагрянуть к Подвольскому, мы нанесли визит вежливости местному «хранителю устоев», известному нам под прозвищем Анчоус. Отметиться у него было необходимо в обязательном порядке, поскольку мы не собирались работать на чужой территории без ведома хозяев. Заручившись покровительством Анчоуса – Бурелом еще вчера предупредил его по телефону о нашем появлении, – мы снова взяли такси и отправились на окраину райцентра. Теперь наш путь лежал в заповедную зону, где по уже укоренившейся общероссийской традиции предпочитали селиться небожители всех мастей.