Нелегал - Елена Хаецкая Страница 2

Мисаил уходил последним. С ним что-то творилось нехорошее. Предвкушающая щекотка в животе усилилась и превратилась в очень дурное предчувствие. Странное воздействие оказали на него презрительные слова учителя. Миха понял вдруг, что Настя Полевая никогда его не полюбит. Никогда в жизни.

И вот спрашивается, при чем здесь Настя Полевая? Можно подумать, Миха когда-нибудь ею интересовался! Во-первых, Настя толстая, неповоротливая. Ну, может быть, теперь уже не толстая, а просто пышная… Но все равно. Фигура не та, чтобы обращать на нее внимание. Во-вторых, Настя скучная. С ней никто не ходит. Кроме малявок из четвертого класса, где у нее сестренка. Эти к ней просто горстями липнут. Отсюда — вывод: Настя очень рано выйдет замуж, налепит детей, разжиреет окончательно и будет счастлива. Не с Михой, однозначно. Ему такого счастья и задаром не надо.

И все равно что-то не давало покоя. Миха долго не мог сформулировать этого, а потом все-таки напрягся и смог. Впервые в жизни он ощутил реальное ограничение. Как будто одну из дорог перед ним взяли и отсекли шлагбаумом.

Чем хороша, для начала, молодость? Тем, что перед тобой целое море дорог. Абсолютно по любой бери да иди, если охота. Поэтому-то детей так и раздражают вопросы старших: «Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» Да никем! Всем на свете! Сделав один-единственный выбор, уничтожаешь тысячи других возможностей, а к чему это раньше времени? Ощущение бескрайности предстоящей жизни настолько пьянит, что расставаться с ним неохота.

И вдруг, не дожидаясь, пока Миха соизволит сделать этот самый выбор, кто-то другой, посторонний, поставил перед ним заградительный бело-черный столб. С надписью. «А вот сюда, Миха Балашов, ходить не смей».

Настя Полевая никогда тебя не полюбит. Ты ей не нужен, потому что для тебя что Варахасий, что Авденаго — одна какашка в баночке.

Осознание того, что вообще ни одна женщина на свете не полюбит его безумно, от всей души, да так, чтоб вместе на гильотину, пришло несколько позднее и уже не причинило столь острой боли. Почва для такого осознания была подготовлена, и Миха заранее безотчетно все знал.

И это не было связано с какой-то определенной, конкретной женщиной. Несмотря на всю свою быдловатость, Миха умел оперировать понятиями абстрактными.

Возможно, Николай Иванович чего-то все же добился. А может быть, просто в Михе не все платоновское еще угасло насовсем, и искорка идеализма до сих пор тлела в его немой полузвериной душе.

* * *

В ожидании повестки из военкомата Мисаил проводил время довольно скучно. Начал открыто курить дома. Смотрел по телевизору мультики или бои без правил. Иногда звонил приятель, и тогда они тащились погулять.

Вроде как ребятам именно сейчас «полагалось» интересоваться девицами, но как-то не получалось. Томление юношеской плоти — отдельно, девицы — отдельно. Мисаила отпугивали розовые телеса, проглядывающие между коротенькими свитерочками и спущенными на бедра джинсами.

— Знаешь, почему у них тут мясо нарастает? — авторитетно толковал Стас. — Они эти места круглый год открытыми держат. Понимаешь? А зимой в наших широтах холодно. Согласно закону биологии, организм должен обогреваться. Сделать это в таких условиях можно только одним способом: нарастив слой жира. У тюленя этот самый слой достигает восьми сантиметров. Я в передаче видел.

Он показывал пальцем на стайку девиц, шедших впереди в обнимочку. Девицы похохатывали и нарочито падали друг на друга. Одна или две по очереди оборачивались на Стаса с Михой, а потом прыскали особенно бурно.

У Михи мысль о восьмисантиметровом слое жира, выращенном для согревания, вызывала животное отвращение. Поэтому он с охотой согласился разгромить ларек, принадлежавший «чуркам». В этом ларьке несовершеннолетним принципиально не продавали сигареты и пиво, вообще вели себя нагло.

Мысль отыграться родилась спонтанно, когда Миха с тремя друзьями возвращался домой после вечерней прогулки. Сперва беседа была тягучей, с большими паузами. Она носила элегический характер: вспоминали «детство золотое», разные проделки, посылали проклятья Николаю Ивановичу, который «так и сгниет в школе» среди ненавистных ему учеников.

— Вы только подумайте! — горячо говорил Стас. — Сколько он над нами издевался, а теперь мы от него свободны! Мы ушли, а он остался…

Все дружно согласились с тем, что жизнь сулит им тысячи прекрасных возможностей, а Николай Иванович все отпущенные ему возможности уже исчерпал, по всем лотерейным билетам уже получил и теперь просто доживает пресный остаток.

Эта мысль рождала ощущение торжества, хотя у Мисаила почему-то втайне ползала по душе косматая гусеница: он догадывался, что здесь таится какой-то подвох, что они вовсе не свободны и что праздновать триумф над Николаем Ивановичем ох как преждевременно. Каким-то образом учитель литературы опять их надул, но каким — осталось, как водится, загадкой.

И что самое ужасное — свобода, о которой они так упоенно толковали, имела вид лживый и продажный. Не свобода, а шлюха какая-то.

И тут они увидели этот самый ларек. Вспомнили, как обманом раздобывали курево и как хозяин ларька, кривоногий и черномазый, высунувшись до середины туловища в окошечко, с жутким акцентом кричал им: «Малы еще, чтоб курить и пить!» Ага, малы еще. Зато теперь не малы.

Прямо как в мультике, где сперва все обижали теленочка… обижали-обижали, пока он в быка не вырос и не показал мерзавцам кузькину мать.

Смеясь, Стас взял с земли камень и швырнул в ларек.

Камень стукнул о рифленый бок ларька, не причинив никакого вреда. Стас захохотал, толкнул ногой тяжелую урну, доверху наполненную мусором.

— Давайте-ка, помогайте!

Они выворотили урну и вчетвером вмазали ее в ларек, как таран. Отскочила хлипкая стенка. «Чурка» не весь товар увозил на ночь, кое-что оставалось. Ребята докончили разрушение, завладели несколькими блоками сигарет, все бутылки разбили и ушли, пьяные от своей безнаказанности.

Стас так объяснял друзьям: «Может, я не хочу черномазые рожи видеть в районе? Это мой район, так? Ну так я не хочу здесь черномазые рожи видеть!»

Возразить на это было нечего. Миха тоже не был в восторге от «черномазых рож», хотя это определение, по неведомому капризу, почему-то не распространялось на Радика Сафирова, их одноклассника, и на одну соседскую девочку по имени Фаргана.

Менты не сразу, но вняли призывам о помощи. Особенно после того, как ребята сожгли третий ларек. Горело, прямо скажем, здорово, на весь квартал иллюминация.

Миха стоял в опасной близости к пожару и не мог отвести глаз. До чего же красиво! Таинственная сила в огне. Не сила, а силища. Его друзья переталкивались локтями, передавали друг другу фуфурь с пивом, пересмеивались. Миха тоже отпил и вдруг замер: на оранжевом фоне пожара проступили две силуэтные фигуры.

Фигуры эти были очень малы, угольно-черны, кривоноги. Они метались взад-вперед и громко кричали, а затем обратились к друзьям и начали топотать на них ногами.