Тихое вторжение - Дмитрий Володихин Страница 2

Когда я очнулся, на меня очень внимательно смотрели четверо. Из них двое знали, кто такой сталкер Тим. С одним мы пили разок. Но все четверо – и знакомые, и незнакомые – приглядывались ко мне с большой настороженностью.

Какого ляда?

А потом, ребята, я рывком вспомнил, как я сюда пришел и что творил до того.

Иисусе! Кошмар какой.

– Какое сегодня число, господарищи?

Тот, что пил со мной, отвечает. Я гляжу на него, как на полного придурка, и очень мне хочется наорать. В голове – сумерки, боль такая, будто мозг хочет вылезти через уши, но проход для него узковат. И еще какая-то странная вонь. Нет, сам я благоухаю помойкой, это понятно. Я еще и чужой кровью благоухаю. Но почему помойка у меня вдобавок и под черепом? Почему такое ощущение, будто серое вещество протухло и наполняет череп ароматами холостяцкого холодильника?

Я все-таки принимаюсь орать:

– Ты, харч псевдоплоти, ты охренел?!

Хочется мне вскочить с койки, но меня крепко зафиксировали, дёрг-дёрг, остаюсь на месте. И я бы такого субчика зафиксировал…

Стараюсь разговаривать спокойнее. Не надо пугать людей, от них теперь вся моя жизнь зависит.

– Извини… ты, часом, не ошибся, мужик? Или это я ослышался? Давай, скажи еще разок.

Он повторяет.

Поверить невозможно! Я провел в Зоне без малого четыре месяца. А это значит…

– Я провел в Зоне четыре месяца. Мой организм начал подстраиваться под энергетику Зоны. Если вы меня не эвакуируете отсюда в ближайшее время, то, оказавшись за пределами Зоны, я просто сдохну. Или стану инвалидом, у которого всё в полуразвалившемся состоянии.

Тут один из них, по виду старший, говорит тому, кто со мной пил, мол, для начала знать бы, кто он такой или что он такое. Тот ему: да я знаю парня, это сталкер Тим, нормальный человек, работает на самого доктора Михайлова. Но старшой смотрит на него с о-очень большим недоверием.

Оно и понятно.

Прикиньте, ребята, вы сидите в исследовательском комплексе посреди чернобыльской Зоны отчуждения. У вас военное положение – круглый год, двадцать четыре часа в сутки. У вас каждый месяц Зона крадет одного-двух сослуживцев. И как раз недавно она схавала вашего часового, которого ваш же старшой, полный идиот, очевидно недавно прибывший в Зону, имел дурость поставить на открытом пространстве. Вы уже объяснили старшому, до какой степени он идиот. Но ему страшно хочется свалить свою вину на кого-то еще. И вот прямо в шлюзовой люк вваливается голый грязный мужик, обросшее вонючее чмо, с оторванной башкой часового в одной руке и кистью руки – в другой. Он, вроде, вовремя закрыл люк и тем спас центр от нападения каких-то… каких-то… в общем, таких же, как он сам, обросших и вонючих не пойми кого. Но… это Зона. Хитрая сучка. Кого она к вам подослала, хрен поймешь.

Прикинули?

Ну и что? Хотите набить морду старшому? Но как-то колеблетесь? Вот и я бы на вашем месте колебался.

Говорю им:

– Да, я сталкер Тим. Он же Дмитрий Тимофеевич Караваев. Старший научный сотрудник московского Центра гуманитарных исследований Зоны. Я, наверное, побывал под контролером… но теперь стены вашего комплекса экранируют меня от пси-воздействия. Я теперь обычный мужик, которому до жути повезло. Если боитесь, что я бандит или дикий сталкер и решил гробануть вас, ну… наведите справки. Да в жопу справки, наденьте на меня наручники, свяжите, хоть лицо маской закройте, только сообщите Михайлову и эвакуируйте отсюда. Четыре месяца, понимаете? Четыре месяца! И у меня просто раскалывается башка. Сделайте что-нибудь. Позовите врача. Обезболивающее дайте. Иначе я прямо сейчас сдохну. Черепушка лопнет, отскребайте потом мои мозги от стен.

Один лезет отвязывать меня. Старшой на него гаркает, а тот ноль внимания. И тот, кто со мной пил, отстраняет старшого, мол, погуляй, имей совесть. Старшой матерится, но как-то вяло.

Дела мои идут на лад.

И всё бы хорошо, но за спинами тех, кто развязывает меня, слышится клацанье автоматного затвора. А потом спокойный такой голос:

– Всем: отойти на три шага назад.

Это не старшой. Это второй мужик, который когда-то меня видел. Пить он со мной не пил, но дельный, вроде, тип, научник с регалиями. Статьи у него… да я же статьи его читал! Терех его фамилия.

Старшой ему:

– Александр Евгеньевич, я приказываю вам опустить оружие!

Ноль внимания. Тогда остальные ему:

– Вы что? Моча в голову ударила?

А он им заявляет, и голос такой ледяной, не приведи Господь:

– Считаю до трех. Если кто-нибудь не отойдет на три шага от койки, как я велел, стреляю без предупреждения.

Не шутит мужик. И они ему подчиняются.

– Вы – Терех, – говорю. – Не узнаете меня?

– Узнаю. Вы – Караваев. И еще пробудете Караваевым какое-то время. А вот потом начнутся очень большие сложности для всех нас… Ответьте на один вопрос: вы помните своего контролера? Помните или нет? У вас нет амнезии? Вы должны были его видеть и запомнить – хотя бы в тот момент, когда он брал вас под пси-контроль.

Роюсь в памяти. Контролер? Должен помнить. Иначе кто меня водил на пси-поводке все эти месяцы… Но… но… никакого контролера я не видел. Просто я полюбил истину… я разом полюбил истину. Истина сладка, истина прекрасна! Дети ее свободны!

В голове как будто разорвалась граната. Кажется, я застонал.

– Живее!

Он еще кричит на меня.

– Дайте обезболивающее… Умоляю, мать вашу, мужики, вы что, не люди? Не помню своего контролера. Какой-то был, не могло не быть… Иначе как же я там… Но не помню.

Очень хорошо, что никто, кроме меня, не знает, «как же я там».

Убивал.

Жрал человечину.

И, кажется, трахал кого ни попадя… Или нет? Не помню наверняка. Ну, хоть это…

Катя… Господи… Катя… Простите меня вы оба. Я с ума схожу!

Но я ведь всё это делал ради сияющей истины! Нет ничего слаще истины. Мы любим ее…

– Еще раз, – настаивает Терех, – четко подтвердите, что не видели и не знаете своего контролера.

Я начинаю выть. И сквозь собственный вой едва могу сказать: не видел, не знаю.

Голова кружится, в глазах становится мутно.