И остался только пепел - Анна Осокина Страница 2

В это трудное время и появилась седовласая колдунья, пообещавшая дождь, если ей найдут место и позволят тихо доживать свой век. Ведь она слишком хорошо знала, с каким недоверием относятся обычные трудяги к таким, как она. Как ни крути, а люди, могущие больше, чем другие, встречались. И с этим приходилось считаться. Однако настоящие ведуны стали такой редкостью, что голова Тихого Лога согласился на сделку скорее от безысходности, чем действительно веря в то, что из этого выйдет нечто путное.

Под палящим полуденным солнцем ведьма, опираясь на высокий и крепкий березовый посох, прошлась по полям, окружавшим город, что-то напевая себе под нос. К закату на небе стали собираться первые тучки, чего не наблюдалось уже много дней. В сумерках небо почти полностью укуталось плотным покрывалом дождевых облаков, а к полуночи разразилась такая мощная гроза, каких не видывали и прадеды жителей Тихого Лога. Так ли это было в действительности или слухи, как это часто бывает, сильно преувеличены, теперь трудно сказать. Да только с этих самых пор ведьма, назвавшаяся Мирам, осталась здесь. Голова отдал ей в пользование старую покосившуюся избу, которая стояла у самого леса, лишенная защиты укрепленных городских стен. Женщина привередничать не стала и с благодарностью приняла дар. Когда-то здесь жил городской палач, но он давно состарился и умер. Зим двадцать, а то и дольше в домишке обитали только пауки да мелкие грызуны. И вот он снова обрел хозяйку. Впрочем, она поселилась здесь не одна. Тенью за старухой ходила тихая худая девчушка лет десяти с длинными вьющимися волосами насыщенного медного цвета — ее внучка Исха.

Постепенно чужачки освоились в Логе. Поправили избу, даже построили рядом небольшую баньку, завели хозяйство: кур с гусями и несколько коз. К счастью, больше сильных засух в княжестве не случалось. Была ли в том заслуга ведьмы или так решил Ясногорящий никто уже не скажет. Но жители, хотя и в тайне от соседей и тем более — от жреца, то и дело обращались к ней за помощью. Она лечила домашний скот, заговаривала раны, помогала в родах горожанкам. Ведьма никогда не назначала цену за свои услуги, но в благодарность за помощь ей несли мясо, сыр или овощи, а то и выуживали из-за пазухи припасенные на случай чего несколько медных или даже серебряных монет.

Наверное, единственным, кто открыто показывал свое враждебное отношение к ней, был старый сгорбленный жрец Эхрес, который служил Ясногорящему всю свою долгую жизнь. Как и все жрецы, он не имел семьи, с самой юности посвятив себя религии. По правде говоря, человеком он был хорошим: верил в свое дело, никогда не жалел себя для помощи другим и служения своему богу. При нем двери храма не закрывались для нуждающихся ни днем, ни ночью. А его проповеди вдохновляли на добрые поступки. Один лишь недостаток был у этого добряка: он совершенно не признавал чудес, сотворенных человеком. И когда вслед за пришедшей в Лог ведьмой, начался дождь, старик был крайне раздосадован и зол на местных, которые благодарили эту женщину, вместо того, чтобы стать усерднее в своих молитвах. Саму ведьму он предпочитал и вовсе не замечать, пока она и ее внучка держались подальше от храма. А так и было после одного события, о котором еще долго перешептывались логовцы.

Это случилось почти сразу после появления Мирам в Логе. Лето подходило к концу, вечернее жнивеньское* [августовское] солнце окрасило небо в причудливые алые, золотые и пурпурные оттенки. Время сбора урожая всегда печалило Эхреса, потому что храм становился почти пустым, лишенным большей части верян. Ведь, хотя Лог и считался городом, в основном местные жили за счет своих хозяйств и того, что давала земля, в отличие от столицы — Вольмиры, где процветали ремесленники, мелкие торговцы, купцы, а то и владельцы собственных кораблей.

Уставшие за день в поле работники предпочитали пропускать ежевечернюю проповедь и молитву, а вместо этого выпить пару кружек пива в «Старом кроте». Да, напитки там были отвратительные — хозяин, тот еще скряга, разбавлял и пиво, и квас, и мед водой, даже не скрывая этого. Но зато и цена была соответствующей. А местным работягам только и нужно было вытянуть натруженные ноги в мужской компании да промочить горло чем-то холодным. Любое пойло, даже самое омерзительное, станет не столь противным, если подавать его таким ледяным, чтобы аж скулы сводило, а уж об этом хозяин «Крота» исправно заботился.

Как бы там ни было, но жрец всегда старательно выполнял свой долг. Каждый вечер он шире распахивал двустворчатые кованые двери, ведущие в святое место, чтобы показать горожанам, что скоро начнется молитва. Конечно, логовскому храму было далеко до столичных гигантов: длинных, как свечи, каменных сооружений с диковинными куполами, устремленными к солнцу. В Тихом Логе храм был совсем простым: одноэтажным и прямоугольным. Однако он был сложен из темно-серого камня с красной черепичной крышей. Внутри убранство также не отличалось разнообразием. С двух сторон от входа стояло несколько рядов каменных скамей, вдоль стен расположились восемь невысоких столбов, по четыре справа и слева, на них стояли глубокие и широкие металлические чаши с толстыми боками для священных возжиганий. Венчал все большой алтарь, на котором постоянно поддерживали огонь. Рядом располагался короб для пожертвований. И только самый внимательный верянин мог разглядеть в противоположной от главного входа стене узкую дверь, ведущую в небольшую пристройку — жилище жреца.

Тот вечер начался как обычно. Эхрес зажег во всех восьми чашах специально привезенные для этого кедровые дрова, которые использовали только для ритуальных костров и в кораблестроении из-за твердости древесины. Затем старик распахнул двери и вышел на крыльцо посмотреть, нет ли рядом желающих почтить бога. Несколько горожанок сразу же вошли внутрь, поприветствовав служителя. Люди, хотя и не так много, как бывало, постепенно подтягивались. Эхрес решил, что пора начинать: занял свое привычное место перед алтарем, воздал хвалу Ясногорящему и уже было открыл рот, чтобы произнести несколько слов для собравшихся, когда увидел входящую в столь святое место Мирам, под руку с которой шла ее юная внучка. Они остановились в проходе и взглядами искали, где присесть. Жрец подавился на полуслове. Раньше он никогда не сталкивался ведьмами, а потому даже подумать не мог, что та захочет посетить дом божий. Видя заминку, люди стали оборачиваться, чтобы узнать, в чем причина. Еще через мгновение по помещению пополз шепот. Женщина и девочка замерли, похоже, они не ожидали такого приема. Тем временем, Эхрес как мог взял себя в руки, набрал побольше воздуха в грудь и сорвавшимся голосом воскликнул:

— Да не войдет в дом сей ни один нечестивый! — сказано это было так однозначно, что никто не усомнился в том, кому адресованы слова.

Мирам стояла спокойно, только ее губы превратились в одну тонкую ниточку, а девчушка, казалось, вся сжалась и приготовилась в любой момент сбежать. Начавшийся снова шепот резко оборвался, когда ведьма тихо ответила:

— «И пусть не поднимает никто головы выше ближнего своего, ибо Он равно смотрит на всех, возжигающих Огонь в Его имя», — Мирам дословно процитировала святое писание.

— Вон отсюда! — задохнулся от гнева Эхрес.

Мирам высоко вздернула подбородок и, сощурившись, развернулась к выходу, потащив за собой внучку. В этот момент все восемь священных костров и главный — на алтаре — взмыли к потолку и резко потухли. Жрец схватился за сердце.