Мама для Совенка - Екатерина Боброва Страница 2

— Жаннек, он, — Юля замялась, подбирая слова, потом вспомнила распространенный тест и резко протянула руку, якобы поправить Совенку волосы. Тот не дернулся. Наоборот, подался вперед и зажмурился под лаской, а она со вздохом взлохматила жесткие волосы — Совенок все глубже пробирался в сердце. Не дернулся, значит, не били, но откуда тогда шрамы?

— Кто он тебе? — изменила вопрос.

Совенок по-взрослому вздохнул, хрустнул сушкой — они явно пришлись ему по вкусу — и ответил:

— Воспитатель, только он плохой, я его не люблю. В прошлом месяце запретил мне ездить на вальшгасе, не пустил ловить ерьков и отобрал кинжал, подаренный братом.

Малыш путал русские и чужие слова, и Юля не понимала: то ли у него богатое воображение, то ли он действительно иностранец, но почему тогда говорит без акцента?

— Знаешь, я бы тоже хотела прокатиться на вальшгасе. Это лошадь? — попыталась она нащупать почву под рассказами Совенка.

— Неа, — мотнул головой малыш, — сейчас покажу.

Он положил ладонь на грудь, и из-под пальцев брызнули белые лучи, а когда отнял, Юля увидела висящий на шее кулон — светящийся голубыми искрами кристалл, который обнимало когтистыми лапами нечто, похожее на ящерицу.

— Это — вальшгас, — объявил Совенок, ткнув пальцем в ящерицу, и Юля заторможенно кивнула. Вальшгас, так вальшгас. Какая теперь разница, когда ей только что продемонстрировали то, чего быть не может. Она ведь мыла ребенка, осматривала его одежду — кулона на нем не было.

— Можно? — спросила, протягивая руку. Совенок разрешил. Юля осторожно, одним пальцем, коснулась камня — исключительно с целью проверить реальность происходящего. Камень на ощупь был теплым и твердым. Иллюзия исключалась. Шизофрения выходила уж больно многоплановой и занятной. Что тогда? «Секретные материалы?»

Голова начала болеть, и Юля потерла виски. Встала, налила воды, выпила залпом, успокаивая зашедшееся в панике сердце. Совенок беззаботно хрустел сушками.

— Как ты сюда попал? — спросила хрипло. Хруст стих. Юля повернулась — мальчишка с виноватым видом водил узоры по столу.

— Я на время взял, потом верну, — пообещал, накрывая камень ладошкой. Когда отнял — на шее снова ничего не было. Юля нервно сглотнула, отвела взгляд от цыплячьей груди ребенка, досчитала до десяти.

Картинка начала вырисовываться. Некий, пусть артефакт, мог быть видимым и не видимым. И с его помощью Совенок попал к ней. Откуда? Кидаться с воплями «Ты пришелец?» нельзя, деть может испугаться.

— Ты знаешь, как называется мой мир и моя планета? — зашла издалека.

Ответ Совенок нашел быстро:

— Земля.

— А твой? — спросила, затаив дыхание.

— Шайрат.

Еще через полчаса осторожных расспросов, трех стаканов воды и тридцати капель валерианы, случившееся с Совенком стало более-менее понятным.

Обидевшись, она так толком и не поняла на что, но оценила по эмоциям Совенка на десять баллов из десяти, мальчишка стащил дядин амулет и удрал на Землю. Здесь он помыкался, однако быстро разобрался, что к чему. Под машину не попал, в полицию тоже, а вот остальное…

— Добрые дяди пахли плохо, зато куртку подарили, еще и накормили, — делился он прожитым. Юля содрогалась, но мысленно благодарила дядей за заботу. Играть одному на площадке было скучно, к детям идти он не решился, и потому Совенок быстро заскучал и отправился к Юле. Почему и как нашел — не ответил.

— А как ты наш язык понимаешь? — спросила напоследок, видя, что малыш уже третий раз подряд зевнул. Ей снова продемонстрировали фокус с исчезновением и появлением, на этот раз — камня, вдавленного в кожу на виске и десятка мелких, украшавших правое ухо.

— Мыслевик, — пояснил малыш, тыкнув пальцем в камни.

Юля сделала вид, что поняла. Мыслевик, так мыслевик.

— Только голова от него болит, когда используешь, — и он потер лоб.

— А давай-ка, милый, спать. Ты сейчас у меня прямо на стуле отрубишься.

Она подняла легкое тельце на руки, и малыш доверчиво обвил руками шею, прижался, прошептав на ухо:

— Ты ведь не отдашь меня?

Юля не ответила. Да и как тут ответить, когда у нее на руках не просто чужой, а ребенок из другого мира.

Когда Совенок крепко спал, она набрала номер отделения полиции. В этот раз ожидание было недолгим. Уже знакомому дежурному Юля кратко обрисовала ситуацию и попросила:

— Отмените, пожалуйста, заявление. Мать буквально, как мы с вами поговорили, позвонила в мою квартиру. Очень извинялась. Они из деревни в гости приехали, мальчик впервые оказался в многоквартирном доме. Остался на пару часов один и решил что, как и в частном доме — можно выйти погулять на улицу. Вышел, поиграл на площадке, а как обратно вернуться не знал — номер квартиры не запомнил. Пока играл, перемазался, я и напридумывала лишнее. Вы не подумайте, ребенок мать сразу узнал, она и фото их в телефоне показала. Пожалуйста, снимите заявление. И еще раз прошу прощение за беспокойство.

Ей ожидаемо поверили не сразу. Мурыжили минут пять разными вопросами, но Юля стояла на своем. Оператор сдался, пригрозив, что завтра или в понедельник ей могут позвонить для выяснения подробностей.

Совенку Юля постелила на диване в гостиной, и он, умаявшись, сладко сопел. Она постояла над ним — сердце болело от одной только мысли расстаться. Обругала себя дурой и пошла спать, но заснуть не удалось. В голову лезли разные мысли, одна забористей другой. И Юля, не выдержав, сходила в гостиную, осторожно подняла Совенка, отнесла к себе на кровать. Легла рядом, обняла щуплое тельце, и голова сразу потяжелела, расслабляясь.

Утро встретило их отличной погодой. Ярко светило солнце, намекая, что холодный май заканчивался и впереди было лето. Совенок сладко сопел в ухо, закинув ногу ей на живот. Юля вздохнула, ощущая, как распускается внутри невидимая пружина, как отпускает застарелая боль. Давно это было… Очень давно. Но если бы не одна глупость и трусость бывшего, ее малышу сейчас было бы почти четыре. Надо простить себя и его, а вот не получается… Но рядом с Совенком дышится легче. И мысли в голове крутятся такие приятные: что бы вкусное приготовить на завтрак? И чем потом заняться?

— Нравятся? — спросила Юля, когда Совенок наворачивал третий по счету блин. Малыш угукнул и потянулся за добавкой.

— Знаешь, я тут подумала, — Юля решила, что момент удачный. Совенок выглядел расслабленным и довольным, — может и зря ты на всех обиделся. Помню, когда я была примерно твоего возраста, повздорила с бабулей. Она у нас старенькой была, ворчливой. Я вспылила и решила тут же нажаловаться бабушке. Сказано, сделано. Меня не остановило то, что бабушка работала в центре города, в библиотеке, до которой было полчаса ходьбы. Отправилась туда одна, никого не предупредив. Помню, как испугалась бабушка, увидев меня, и как жалко прозвучала моя обида. Меня даже ругать особо не стали, дали коробку эклеров и отправили домой в сопровождении бабушкиной знакомой. Столько лет прошло, а мне все еще стыдно за ту глупость. Теперь я понимаю, как по-дурацки выглядела моя обида, и сколько волнений принесла отлучка из дома. Но тогда я была слишком маленькой, чтобы это понять. Думаешь, почему взрослые часто запрещают или не разрешают что-то детям? Не потому, что вы глупые, а потому что еще не выросли. Вот сравни мою голову и свою.