Синий чулок особого назначения - Татьяна Бегоулова Страница 2

До столицы на пассажирском поезде добираться каких-то шесть часов. Если взять билет на утренний рейс, то к полудню я уже буду в Ритау. Битву за право самой решать, как мне дальше жить, я выиграла. Правда, без потерь не обошлось. Гриэль громко заявила, что приглашения на её свадьбу я не дождусь. Матушка, скорбно качая головой, удалилась в свою комнату. И только отец развил бурную деятельность, понимая, что отговорить меня не удастся.

Мы с ним вместе сначала отправились на вокзал, где он лично проследил, чтобы мне дали билет в купе. Он искренне полагал, что так у меня будет меньше шансов влипнуть в неприятности. Потом мы отправились в банк, где отец положил некоторую сумму на мой личный счёт. Потому что ещё неизвестно, как там сложится в столице, а деньги лишними не бывают.

И именно отец ранним утром стоял со мной на перроне и ожидал прихода поезда.

Я очень надеялась, что дорогу до Ритау проделаю в одиночестве. Но тут удача всё-таки отвернулась от меня. Стоило мне только расположиться на своём месте, как следом за мной в купе вплыла одна из сплетниц нашего городка. От её любопытно-предвкушающего взгляда я укрылась за свежим номером газеты, надеясь, что этот намек достаточно прозрачен. Но для Лилии Уинксон, которая держала в нашем городке лавку тканей, преград вообще не существовало. Если уж она открывала свой рот, то этот словесный фонтан заткнуть было почти невозможно. На её вопросы о родителях и сестре я отвечала односложно, но Лилия будто и не замечала моего нежелания поддерживать беседу. И только я хотела выдохнуть, когда словесное недержание попутчицы на миг прекратилось, как она поделилась новой порцией своих умозаключений:

— А я ведь знала, что женишок твой с другой крутит. Да-да. У меня из лавки очень хорошо видно, как он палисадниками к подружке твоей пробирался, — тут владелица лавки довольно хохотнула. Сложив руки на объемном животе, она прищурилась и продолжила:

— Я сразу поняла, что к чему. Пока ты в институте своём премудростям всяким обучалась, подружка твоя подсуетилась и женишка-то увела. Ну и как, помогли тебе твои премудрости?

Я почувствовала, как кровь зашумела в висках. То ли от сильного приторного аромата духов Лилии, то ли от её не менее гадких слов. Не желая показывать, как сильно меня ранит бесцеремонность попутчицы, я сухо ответила:

— Я не желаю обсуждать с вами свою личную жизнь.

Лилия, достав из сумки дамский роман и положив книгу на стол, деланно удивилась:

— А что тут такого? Я же, как есть говорю, ничего не выдумываю. И кому нужны ваши премудрости? Вот моя дочка сразу после школы замуж вышла и правильно сделала. Сейчас вот второго уже малыша ждет. А вы нос задираете, кичитесь своей ученостью, а никому не нужны! — тут Лилия даже палец вверх подняла, будто выдала гениальную идею. Я разве что зубами не заскрипела от злости. Какая наглость и беспардонность! От нахальности попутчицы меня в жар бросило. Лицо покраснело, по спине потекли струйки пота.

— Замолчите уже! Вашего мнения никто не спрашивал!

Лилия довольно расхохоталась:

— А мне твоё разрешение не требуется! Я что знаю, то и говорю! Никому-то ты в нашем Ноксе не нужна. Небось в столицу намылилась? Давай! Там-то всяких девок на потеху подбирают!

Это было невыносимо. Я никогда не чувствовала себя так, будто меня прилюдно облили помоями. Даже когда я узнала о предательстве Альберта, даже тогда мне не было так больно и плохо. А осознание того, что эту боль мне причиняет необразованная торговка, первая сплетница Нокса, у которой ни вкуса, ни чувства меры никогда не было, породило сильную злость. Я скомкала газету и бросила в лицо Лилии. А что произошло потом, толком не поняла. Лежавший на столе дамский роман вдруг объяло сильным пламенем, и от книги за считанные секунды остался лишь пепел. Но пламя не погасло, а продолжало бушевать, уничтожая на глазах столик в купе.

Громкий визг Лилии вывел меня из оцепенения. Я отвела глаза от пламени и уставилась на попутчицу. Она завизжала громче прежнего и с криком: «Убивают!», выскочила из купе. В тот же миг в распахнутую дверь заглянул проводник и, охнув, крикнул:

— Пожар! Горим!

Уже в следующее мгновение в купе протиснулся другой мужчина и вылил на пылающий стол графин воды. Я на все происходящее смотрела, словно сквозь пелену. В голове до сих пор звучал противный голос Лилии, и её гаденький смех.

Вывело меня из этого состояния похлопывание по щекам. Я вдохнула, проморгалась и уставилась на лицо светловолосого молодого мужчины, который и привел меня в чувство таким бесцеремонным способом. Он щупал пульс, заглядывал мне в глаза, обернувшись на мгновение, приказал подать воды и потом сунул мне под нос стакан. Я отвела стакан в сторону и спросила:

— Что это?

— Всего лишь вода. Выпейте.

— Но я не хочу пить.

— Сделайте хотя бы глоток. Это поможет.

Я всё-таки исполнила требуемое и действительно ощутила, как паровой котел, кипящий внутри меня, понемногу остывает.

За пределами купе вновь раздались вопли Лилии, и светловолосый незнакомец предупреждающим жестом сжал мои ладони:

— Спокойно. Не стоит так реагировать.

А торговка кому-то жаловалась плаксивым голосом:

— Она психичка! Хотела сжечь меня! Это покушение на убийство! Её надо изолировать от нормальных людей!

Густой бас равнодушно — устало ответил:

— Разберемся.

В купе протиснулся представитель транспортной инспекции. От его сурового взгляда и крупного телосложения захотелось поежиться.

— Инспектор Сонкинс. Ваши документы.

Пока я доставала из ридикюля требуемое, инспектор изучал документы незнакомца, которые тот достал из внутреннего кармана пиджака.

Потом дошла очередь и до меня.

— Робертина Клорр. Куда направляетесь?