Возмездие теленгера - Михаил Белозеров Страница 2

Где мог находиться этот самый неразграбленный армейский склад, никто не знал. Ходила молва, что все там же – за Девятью холмами красных дьяволов. Но оттуда никто не возвращался, должно быть, из-за того, что армейские склады были невероятно огромными и рядом с ними можно было безбедно существовать хоть всю жизнь. Вот эту идею об Эльдорадо часто с шумом и обсуждали: сходить туда или нет, и вообще, вопрос ставился ребром – стоит ли доверять взрослым мужикам, которые больше жили за счет «промыслов», несмотря на то что последний год ближайший «промысел» Луохи ничего не давал, кроме старого прогорклого зерна, хотя, разумеется, и этому безумно были рады, и это несмотря на то, что в былые года оттуда привозили и маслице, и консервы опять же мясные, и сальце, посыпанное укропом, пакеты с концентратами, леденцы, вермишель, сахар, сахарин, чай, да много чего вкусного, например консервированные сосиски, пусть просроченные, но их поедали с жадностью, как страшно дорогой деликатес. Вот деревня и подсела на дармовщинку, и только наиболее дальновидные упорно сеяли, несмотря на насмешки, свою картошку и рожь да разводили коров, свиней и кур. Теперь же всем аукнулось и все кинулись восстанавливать хозяйство, а время ушло, и голод стучался в ставни.

– А я?! – вдруг обиженно спросил Чебот, и наступила тишина.

Все посмотрели на Чебота, словно впервые увидели его. Эта кличка к нему приклеилась из-за того, что он с детства носил огромные рыбацкие бродни, в которых, казалось, можно было утонуть с головой. Но постепенно он вырос и они ему стали впору. А еще у Чебота была одна примечательная черта: он никуда никогда не влипал, словно с детства был заговоренным, то есть с ним не происходили те многочисленные истории, которые естественным образом происходили с любым из деревенских пацанов.

Все, как один, повернулись к Косте. Даже о картошке забыли, только разинули свои грязные рты.

– Ну-у-у… – Костя артистично выдержал паузу, давая понять, кто здесь атаман, хотя и временный, тряхнул головой, чтобы убрать с глаз белый чуб, и произнес степенно, подражая Рябому: – если, конечно, захочешь. Насильно не тяну, сам понимаешь, дело опасное… не каждому по плечу…

– Ты… Приемыш… – зло прошипел Чебот, как перед дракой, – гад… много на себя берешь!.. – Не любил он просить у своих врагов. Но затем, бросив взгляд на застывшую команду, сбавил пар: – Вам без меня все равно не справиться.

Это было правдой, потому что даже Костя понимал, что Чебот умеет держать команду в ежовых рукавицах, а это залог успеха, поэтому Костя был уверен, что Рябой одобрил бы его хитрость.

– Давай возьмем его… – жалобно попросил Телепень, ворочая головой на короткой, как у хряка, шее. Вид у него был очень даже зверский: кругломордый, лохматый, глаза глубоко сидящие, дикие, черные как угли, нос картошкой, губы толстые, как у негра. – Давай, чего нам стоит?

«Такого если встретишь в темноте на тропинке, так в штаны и наложишь», – невольно подумал Костя и, вопреки ожиданиям, едва не рассмеялся. Как ни странно, а Ремка ему даже чем-то импонировал, несмотря на то что они дрались при первом же удобном случае. Признавал он за ним силу, но это не значило, что следует перед ним уступать или прогибаться. Речь шла только о военном нейтралитете, о временной коалиции со всеми вытекающими отсюда последствиями, как то: лямки тянуть в одну сторону, бунтов не устраивать и быть лояльным.

А с другой стороны, Костя промолчал не специально, просто подумал, что Чебот может воду замутить, и тогда на самом деле толку от него будет как от козла молока. Мороки только больше – приглядывай да держи ухо востро. Однако и начинать с раскола ему не хотелось. Потом самому же аукнется. В общем, палка о двух концах. И так нехорошо, и так плохо. Третьего не дано.

– Верно, не обойтись… – добавил Дрюндель и едва по привычке не заржал, не задрыгал ногами в стоптанных ботинках, хотя повода, собственно, и не было.

Просто Дрюндель, несмотря на свою толщину, был хохотуном и всегда дрожал от смеха, как кисель. Единственный его недостаток заключался в том, что он был жадноват, как все отпрыски мельника, но к этой его черте характера все уже привыкли и не обращали внимания, хотя порой тот же самый Чебот учил его уму-разуму, таская за нестриженые вихры: «Не скряжничай! Не скряжничай! Делись с народом!.. Делись!.. Делись!..»

Костя вопросительно посмотрел на остальных.

– Я как все, – равнодушно покрутил маленькой головой Скел, он тоже недолюбливал Чебота за то, что тот был сильнее и не упускал случая продемонстрировать превосходство.

– Не против, – сплюнул на песок одетый в худую дошку Косой, который на первый взгляд казался тихим и безответным, а на самом деле с ним никто не связывался, даже Чебот, потому что Косой в драке впадал в неистовство и не контролировал себя.

«Ну, ударь, ударь меня!» – свирепея, заводился он, а потом хватал все, что попадалось под руку, будь то нож, топор или серп, и все в страхе шарахались от него, потому что его могла остановить только смерть. А убивать они по младости лет еще не умели.

– И я… – отозвался Мелкий Бес, словно в подтверждение моргнув белесыми ресницами.

Был он болезненным и хлипким, самым мелким в группе и поэтому искал общества сильных.

– Мы тоже… – последними, степенно, как патриции, отозвались Телепень и Дрюндель, не упустив случая унизить Чебота.

– Ладно, – согласился Костя. – Большинство за. – И, уже не обращая внимания на Чебота, сказал, как взрослый: – Всем взять с собой жратвы на трое суток, ну и веревок побольше. А я захвачу гаечные ключи, инструмент всякий, вдруг пригодятся?

Малолеток отправили за лошадьми, а сами разлеглись у костра, поплотнее закутываясь кто во что был одет. Костя натянул на голову шерстяную «менингитку» и поплотнее застегнул куртку, искусно перешитую из армейской шинели. На ногах у него были добротные кирзачи, подбитые медными гвоздями, – подарок на день рождения от Семена Тимофеевича. В общем, Костя был одет не богато и не бедно, как раз в то, что требуется для сурового северного климата.

Небо над деревней давно стало темным, мрачным, со стороны реки наползал холодный туман, а от костра исходило тепло. По мере того как холодало, они незаметно для самих себя ближе и ближе придвигались к огню, и всем стало уютно, после того как набили желудок. Говорили, перебивая друг друга, взахлеб, хвастались без меры. Ржали, словно стадо загулявших лошадей. Каждый мечтал втайне раздобыть для деревни вертолетную пушку. Поговаривали, что у соседней деревни Чупа вроде бы есть такая и что к ним теперь не сунутся даже самые отчаянные лихие люди. Их, правда, при наличии ДШК не очень-то боялись, но с вертолетной пушкой оно как бы надежнее и вернее. Опять же калибр какой! Тридцать миллиметров! А если еще и разрывные или бронебойные, то вообще разговоров нет. Устрашит любого супостата. Дело осталось только за малым – сбить этот дурацкий вертолет, который неразумно летает по одному и тому же маршруту. Только ленивый да глупый не соблазнится. Потом перешли на байки об армейских складах, и Косой мечтательно произнес: