Жребий окаянный. Браслет - Алексей Фомин Страница 2

Очнулся Валентин под мерные, ритмичные протяжные звуки.

– И-и… – Скрип одной металлической поверхности о другую. Голос, тянувший это самое «и», был не тих, но и не особо громок. А как бы в самый раз. Да и скрип совершенно не раздражал, а совсем даже наоборот – успокаивал. – Р-раз… – Здесь следовал короткий, но энергичный всплеск. – И-и… – Скрип. – Два-а… – Всплеск.

И все это – на приглушенном фоне струящейся воды. Для того чтобы понять, что значат эти звуки, вовсе не нужно было родиться и провести первые восемнадцать лет своей жизни в приморском городе. Это – лодка, идущая по спокойной воде. Скорее всего, немаленькая. Раз гребут по команде – как минимум три ряда гребцов.

Звук текущей воды расслаблял, успокаивал, умиротворял. Валентин различал не только всплеск взбуровленной веслами воды, но и журчание струй, послушно и прихотливо огибающих обводы корпуса лодки и даже тонкую капель с поднятых в воздух весел.

Алкогольные пары, похоже, совершенно выветрились из головы. Еще бы им не выветриться на таком свежем воздухе. И не просто свежем, черт возьми, но и вкусном. Валентин вздохнул полной грудью: да, вкусном. Ему даже не надо было слышать всех этих водяных звуков – достаточно распробовать свежего, вкусного воздуха, чтобы понять, что находится он на плывущем куда-то судне. Нет, это не море. И дело не в отсутствии качки. На море порой бывают такие штилевые дни, что в стоячем болоте волна больше. Дело конечно же в запахе. Уж запах моря он ни с чем не спутает. А здесь пахло пресной водой.

Валентин открыл глаза. Сверху – тряпка, справа, слева – тряпка и спереди, сзади – опять же тряпка. Снова палатка, только теперь – гораздо меньше. Он лежит на мешке, набитом чем-то мягким и душистым. Сеном, наверное. Кроме этого мешка в палатке еще один такой же.

Валентин перевернулся на живот и встал на четвереньки. В теле еще чувствуется легкая похмельная заторможенность, но в целом – ничего. Голова только слегка побаливает. Не разберешь, то ли с похмелья, то ли от могучего удара одного из похитивших его качков. «Точно! Качки! Они схватили и потащили меня! А браслет я держал в правом кулаке… И я залепил отличный хук одному из них, а второй дал мне по кумполу. Так где же браслет?»

Браслета не было ни в кулаке, ни на запястье, ни в одежде, ни на матрасе, ни под матрасом, нигде. Валентин похолодел. В том, что он перенесся, сомнений не было. Об этом свидетельствовало многое. Да что там многое… Всё! И сразу столько проблем! Мало ему этих странностей с объектом, собственное сознание которого он так и не смог нащупать, так еще и браслет потерялся. Конечно, он мог его не найти вовсе, тем более будучи в стельку пьян. Разве могли они с Лобовым предвидеть такое? Лобов заверял: «После перехода в прошлое и подчинения себе сознания объекта найдешь браслет. Он будет либо у тебя, либо где-то рядом». А теперь его еще и увозят от того места, где он обнаружил браслет. Валентин не был уверен, что он ему обязательно понадобится для возвращения. Может быть, и без него все получится, но, как говорится, береженого Бог бережет. Браслет надо будет найти, но для начала предстоит разобраться – кто его увозит, куда и зачем?

Валентин подполз к пологу, закрывающему вход в палатку, и слегка сдвинул его в сторону. Ничего себе лодочка! Это было длинное, низко сидящее в воде судно, с каждого борта которого сидело по двадцать пять гребцов. Валентин не ошибся в своих ощущениях: судно двигалось по реке. Не Енисей, конечно, но метров сто пятьдесят – двести в ширину есть. И что это за река? Среди гребцов Валентин разглядел и мордатого, и кряжистого, вытаскивавших его из павильона-распивочной. Может, прямо сейчас подойти к ним и спросить про браслет?

Валентин уж совсем собрался выбраться из палатки на палубу, когда услышал совсем рядом громкие голоса.

– Куда ж ты правишь-то, старый хрен?! Эдак, гляди, прямиком на косу выскочим!

– Гм, гм… Ты, Ермил, лучше б своим делом занимался, чем меня учить. Ты еще под стол пешком ходил, а я уж и всю Волгу, и Оку, и Каму, и многие другие реки от устья до истока исходил. И море Хвалынское тож не раз пересекал… А ты мне тут под руку… Я ж не учу тебя, что почем покупать да почем продавать. Ишь… – Видно было, что говоривший раздосадован и разобижен выходкой первого. – Да я все мели здесь назубок знаю.

– Будет тебе, дед, обижаться. Я ж со страху, – принялся оправдываться первый. – Гляжу, летим прям на косу. Я понимаю, что ты все мели назубок… Хотя… Когда же ты успел тут побывать, когда город этот, Орел, только в этом году и построен был?

– Много ты понимаешь! Говорю, лучше своим делом займись.

– А какое мое сейчас дело? Я свое дело сделал. Зерно закупил, на расшиву доставил. Теперь дело за тобой, дед.

– Да? А за хозяйским сынком присматривать?

– А чего за ним присматривать? Он меду обтрескался и дрыхнет теперь. До завтрашнего утра и не проснется, чай.

«Хозяйский сынок, получается, это мой клиент», – отметил про себя Валентин.

– Ох-хо-хо, – завздыхал тот, которого собеседник называл дедом. – Когда ж такое было видано, чтоб в купецкой семье горький пьяница вырос? Вот уж времена… – Похоже, сокрушался он вполне искренне.

– Да будет тебе, дед. Какой же он горький пьяница? Всю дорогу от Ярославля до Орла не пил и лишь позволил себе чуток, когда мы все зерно закупленное уже загрузили.

– Всю дорогу не пил, потому что нечего было, – продолжал настаивать дед. – Ведь ни в города, ни в села никакие мы не заходили и не останавливались. А как появилась возможность, так и напился. А дома-то он пьян каждый день. Я знаю, наслышан. Такая семья… Батюшка его день-деньской в заботах…

«Кажется, это он о семье моего клиента, – сообразил Валентин. – Вот с этого момента, пожалуйста, поподробней».

– Да будет тебе, дед, – со смешком возразил Ермил. – Семья… Батюшка… Я на его месте тоже, может очень даже быть, каждый день глаза б заливал, чтоб семью эту не видеть. Какой ему Мудр Лукич батюшка? Отчим он и есть отчим. В другой бы семье мать своего старшего новому мужу в обиду не дала, а эта своему Мудрушке слова поперек не скажет, души в нем не чает. А ведь он пришел в семью, на вдовье наследство, почитай что с голым задом. Теперь у них девять своих детишек подрастает. А этот… Прибрал бы его Господь – все б только вздохнули с облегчением. К делам его Мудр Лукич не подпускает, а вздумай он долю из дела потребовать, так и вообще из дому вышибет.

– Ну все ж таки Мудр Лукич отправил его в Орел зерно закупать. И деньги доверил.

– Деньги он мне доверил, приказчику своему. И в Орел он послал, соответственно, меня. А пасынка просто услал с глаз долой, чтоб подольше его не видеть.

– Ежели так, как ты говоришь… А нельзя ли ему через земской суд… Ну долю наследства для себя вытребовать? Мудр Лукич, слов нет, купец оборотистый оказался, но ведь митряевскую хлебную торговлю не он ставил. Не одно поколение купцов трудилось, да и родной батюшка…

– Х-ха… Земской суд, говоришь? – перебил деда приказчик Ермил. – Нет такого закона, чтобы самую большую хлебную торговлю в Ярославле разваливать… Вот помрет глава семьи, вот тогда, наследнички, делите как хотите. А чтобы при живом главе семьи дело делить… Да и гильдия купецкая такого ни в жисть не допустит! Ведь это дозволь лишь раз! Такое начнется… Н-нет. Невозможно.