Камень судьбы - Тимур Туров Страница 2

– Тьфу ты! – расстроенно пробормотал Глеб, откидываясь в кресле.

Несколько секунд он массировал веки – все же шесть часов игры кряду давали о себе знать. Потом настроился на выход из гейма, сделал пару дыхательных упражнений, потянулся, скинул наушники и открыл глаза. По экрану монитора бежали строки эбаута. Выход прошел быстро и безболезненно, скорее всего, потому, что Глебу гейм не понравился. Слишком декоративный мир, слишком прямолинейный сюжет, слишком ограниченный «искин», слишком картонные персонажи. В общем, слишком много «слишком» для игры, которую авторы собираются позиционировать как «прорыв на рынке». Только формат названия – «Х.Р.А.Н.И.Т.Е.Л.Ь. Война за Кольцо» – чего стоит!

Нашарив наладонник, Глеб быстро набил замечания по пройденным локациям и устало потянулся за сигаретами. За окном уже стемнело, сильный ветер качал пожелтевшие липы, срывая с них листву. Глеб затянулся и выпустил в потолок струю сизого дыма. Работа окончена, можно расслабиться. На беготню по виртуальному Средиземью и ловлю багов он потратил двадцать шесть дней. Завтра нужно будет съездить за деньгами, и все – можно на пару недель забыть о компе.

Захотелось есть. Ничего готового в холодильнике не было, но это никогда не останавливало Глеба. Готовить он умел и любил.

«Значит, поскольку сегодня конец работы, типа пятница, можно немного гульнуть, – пуская дымные колечки, размышлял Глеб. – Сварю-ка я картошечки да заделаю фирменный погодинский салатец, такой, как мама делала когда-то. Картошка, селедочка и репчатый лучок с подсолнечным маслом! И пару стопок водки под это дело! А на горячее пусть будет запеченная свинина – где-то в морозилке у меня был кусок окорока. Нашпигую чесноком, натру хмели-сунели и в духовку. Ух и оторвусь! Да здравствует праздник живота!»

Телефон коротко тренькнул и тут же залился песенкой Ману Чао про маму и папу.

– Черт, – пробормотал Глеб, ткнул сигарету в пепельницу.

Звонила Милка Игнашевич, редактор из производящей игры компании «4B». С Милкой у Глеба пару лет назад был роман, закончившийся весьма скоро, но, к обоюдному удовольствию, без эксцессов; с «4В» он сотрудничал регулярно, тестируя новые геймы компании.

– Похоже, отдых отменяется.

Глеб всегда, когда был один, разговаривал вслух. Он развалился в кресле, нажал кнопку ответа и буркнул в трубку:

– Здесь Погодин.

– При-ивет, Суперский! – защебетала Милка.

Глеб представил ее, рыжую, с усыпанным конопушками лицом, улыбающуюся, всю такую непоседливую, кругленькую, миленькую, – и скривился.

«Небось опять крутится в кресле и одновременно пасьянс раскладывает на компе», – ухмыльнулся он.

– Привет-привет…

– Суперский, у нас к тебе предложенице. Погоди-погоди, не говори пока ничего. Мне шеф велел сразу сумму озвучить. Пять!

– Пять штук? – удивленно переспросил Глеб, выпрямляясь. Это было примерно втрое больше его обычного гонорара за тест стандартного гейма.

– Да-да-да, Суперский! – Милка захихикала. – Игрушка новая, совсем. Движочек кротимовский взяли, все остальное наше.

– Как называется?

– «Пришествие тьмы». – Милка снова засмеялась. – Московская готика в двадцать первом веке, хи-хи. Шутер от первого лица, как ты любишь. Но сделать надо срочно. Очень.

– Очень – это когда?

– Вчера, Суперский!

– Мила, – строгим голосом произнес Глеб, – перестань, пожалуйста, веселиться и объясни толком.

– Все-все-все! Я – сама серьезность! – заверила его Игнашевич, шумно вздохнула и начала говорить…

В небольшой комнате отдыха, расположенной в офисе «Фонда Ксенофонтова», одной из крупнейших благотворительных организаций Москвы, обычно царила тишина. Исключение составляли ситуации, когда тут появлялся хозяин – могучий, слегка отяжелевший с годами, седоволосый Дмитрий Георгиевич Ксенофонтов, хозяин фонда, а заодно и многих других фирм, один из богатейших бизнесменов столицы.

Вот и сегодня безмолвие оказалось нарушенным, когда дверь распахнулась и вошел Ксенофонтов, а следом за ним шагнул его помощник и консультант Декатин, маленький, толстенький и лысый.

– Эти ваши пиарщики вгонят меня в гроб раньше времени! – Устало отдуваясь, Дмитрий Георгиевич рухнул в жалобно скрипнувшее под его грузным телом кресло. – Василий Леонтьевич, ты бы притормозил коней, что ли… Я чувствую себя врио Деда Мороза: «Ксенофонтов подарил школе-интернату оборудование для компьютерного класса», «Ксенофонтов оплатил операцию пострадавшему мальчику», «Ксенофонтов оказал спонсорскую помощь театру». Просто «Фигаро здесь, Фигаро там» какой-то.

– Но как же так? «Фонд Ксенофонтова» создавался…

– Понятно, для чего он создавался! – Дмитрий Георгиевич нахмурился, выразительно покачал головой. – Эту тему мы поднимать сейчас не будем. Лишняя она, понимаешь? Так?

– Конечно, босс. – Василий Леонтьевич Декатин с готовностью заулыбался. – Прошу прощения. Но сейчас, в самый разгар пиар-кампании, мы не можем все бросить. Вложены немалые средства…

– Да я не говорю, что нужно останавливаться! – загремел Ксенофонтов. – Просто – без меня. Сейчас есть дела поважнее имиджа.

– Ясно, – кивнул Декатин. – «Сибнефть». Акции растут…

– Нет, Василий Леонтьевич, ничего тебе не ясно, – тяжело вздохнул Ксенофонтов. – Акции-шмакции – это все семечки. Ты помнишь, сколько мне лет?

Декатин вновь кивнул. Он понял, что имеет в виду патрон, которому мало кто мог дать его восемьдесят пять. Понял – и осторожно произнес:

– Вам не кажется, босс, что все это – пустая трата средств и времени?

– Кажется, – грустно наклонил увенчанную полуседой шевелюрой голову Ксенофонтов. – Но пока есть хотя бы минимальный шанс, я буду пробовать. Мне нужен сын, друг мой. Мне очень нужен сын. Только ему я могу передать… Эх, если бы я был уверен, что тогда, двадцать семь лет назад…

– Увы, – вздохнул Декатин. – Чудес не бывает.

Дмитрий Георгиевич приподнялся, утопил клавишу селектора на столике:

– Елизавета Львовна, Царев не появлялся?

В динамике зашелестел голос секретарши:

– Он как раз входит в здание, Дмитрий Георгиевич.

– Как поднимется, сразу ко мне!

– Может быть, вина? – Декатин кивнул на украшавший комнату отдыха антикварный буфет. – Есть «Шабли», еще старой закладки, приготовлено до тысяча восемьсот семьдесят восьмого года, когда виноградники погибли от мучнистой росы. Или желаете чего-нибудь особенного, неведомого людям?

Ксенофонтов улыбнулся, причмокнул, сложив губы трубочкой.

– Гурман ты, Василий Леонтьевич. Но – нет, нельзя. Если Царев договорился о приеме, я не хочу дышать на доктора Яновски перегаром. Этот элохим-врачеватель, как ты знаешь, не переносит алкоголя.