Спригган - Артем Тихомиров Страница 2

В ней, точно фамильный призрак, показался сам Заморис, с лампой в руке и выражением на физиономии, какое бывает у выдернутых из зимней спячки сурков. Еще он походил на это благородное животное своими обвислыми боками, обернутыми домашним халатом.

Мы не могли не встретиться взглядами. Так было предназначено судьбой. Точно также вы идете по улице и видите девушку своей мечты — я имею в виду, что избежать зрительного контакта ни один из нас был не в состоянии. Барон как раз поставил лампу на письменный стол — и судьба ударила в литавры, причем постаралась выбрать их как можно более крупного размера.

Я подавился. Приготовленный для задувания лампы воздух вылетел из меня, но часть его застряла в горле. Я вздрогнул, словно оратор, на которого напала икота, и понял, что пора откланяться. Злоупотребление гостеприимством в лучших домах Кавароны не считается хорошим тоном, особенно если хозяин ви-

дит гостя одетым в черный костюм, из которого в верхней части торчат только обведенные сажей глаза.

Заморис соображал долго. Я понял, что это мой козырь, и сделал скачок. Прямо с места, как мне всегда удавалось.

Помимо литавр, у судьбы и Неумолимого Рока (сегодня ночью они работали на пару) оказался тот самый кирпич, о котором говорила крыса. Судьба и врезала мне им по башке. Едва я прыгнул, ища спасения, как таинственная грозная сила тут же дернула меня назад. Я ударился затылком о стену и принялся извиваться, словно кошка, схваченная за шкирку.

Я орал, шипел и царапался, стараясь нанести неизвестному противнику как можно больший ущерб. Врешь, Локи Неуловимый просто так не сдается!

Барон смотрел на мои энергичные взбрыкивания и все никак не мог упасть в обморок. Воровская лампа свалилась на пол и погасла, так что хозяин видел лишь мою тень. Должно быть, картинка жутенькая.

Призвав на помощь свои спригганские способности, я в отчаянии рванулся вперед. Раздался треск, ознаменовавший мое освобождение, и, так как я приложил для этого больше усилий, нежели требовалось, мне пришлось полететь вперед и познакомиться с письменным столом.

Стол был. твердый, слишком твердый для моей головы. Может, любую другую он по-отечески бы приласкал, но с моей обошелся не очень вежливо.

Я сел, стараясь убедить комнату прекратить безобразия и стоять смирно. Она не хотела. Мои мысли разбежались в разные стороны, что и неудивительно. Пытаясь вспомнить, что я тут, собственно, забыл, я увидел барона, который несся в моем направлении, размахивая длинной блестящей штуковиной.

Какой забавный малый! И рожа у него — кого угодно напугает. Словно он на поле битвы и атакует вражеские ряды, при этом вознес над головой разящий меч, готовый упиться кровью по самую гарду.

Я глазел на доблестного воителя. Мне казалось, что он специально проделывает все движения очень медленно. Может быть, желает, чтобы я оценил его грацию бегемота, который скатывается по склону крутого холма? Хы! Можно подумать, мне больше нечего делать!

Через один удар сердца меня одолели сомнения. Я задался вполне логичным вопросом: куда все-таки бежит барон, размахивая предметом, который очень напоминает длинную тяжелую шпагу, какую я недавно видел на стене?

Ответ пришел ошеломительно быстро. Заморис бежал ко мне. И его разящий клинок, блистающий в ночи, предназначался для вполне определенной — смертоубийственной — цели. Если бы не время, которое просто взяло и замедлилось, я мог бы лишиться какой-нибудь важной части собственного тела.

Память окончательно вернулась, и я снова взбрыкнул.

Взбрыкивать просто необходимо, когда к вашей голове с большой скоростью приближается тяжелая боевая шпага. Поверьте на слово.

Время как раз решило вернуться в прежнюю колею, и мне пришлось шмякнуться на спину. В уши мои ворвался воинственный родовой вопль барона (нечто вроде «ияяяааггрракхха!»), следом за которым просвистела, точно стрела, рассекающая воздух сталь.

В общем, промазал. Там, где только что торчала моя тыква, был воздух, в котором Заморис и проделал порядочную дыру. Тюфяк закружился, изображая та-

нец со шпагой, запутался в ногах, затем в полах халата и повалился, словно овца, угодившая на каток. Ну и грохнулся он, доложу я вам! Беги, спригган, беги!!!

Кто бы ни крикнул мне это на ухо, он был прав. Для профессионала я непозволительно долго гощу в этом доме. Знакомство же с хозяином вообще ни в какие ворота не лезет.

Но ведь это же я, у которого семь пятниц на неделе, как говорит моя сестра Уна.

Итак, лежа на спине, вздергиваю ноги, прижав колени к груди, и рывком встаю на свои легкие эльфьи стопы.

Прыжок через стол получается даже очень ничего — всего лишь легкое касание копчиком.

Семеня и стараясь не заорать, подбегаю к спасительному окну, но оно оказывается не таким уж спасительным. Точнее, закрытым. Да быть того не может! Я же помню, что оставлял щель толщиной в ладонь!

Проклятье — это сквозняк. Когда барон открыл дверь, ветер сотворил свое злодеяние.

Дергая за ручку и глядя через плечо на вздымающегося из пучин халата Замориса, я успеваю обдумать только одну возможность бегства: разбег и таран стекла. Затем следует полет с третьего этажа — учитывайте высоту потолков! — и приземление в розовые кусты, которые я заметил в саду.

Пока хозяин вздымается, краснея суровым ликом и выпучивая глаза, я пробую уговорить защелку смилостивиться над несчастным спригганом. Куда там! Защелка, с которой мы раньше так хорошо поладили, предала меня и встала на сторону этого трутня. И ведь как хитро поступила: что-то в ней будто искривилось и не желало двигаться ни в какую сторону.

Подбирая клинок, барон разражается новым ужасающим криком, от которого моя кровь стынет везде, где только можно.

Отскакиваю от предательского окна, словно меня кипятком ошпарили. Времени на раздумье с гулькин нос, но даже этого носа мне хозяин не дает. Налетев, точно потерявшая управление карета, — вспомнил молодость, проведенную на дуэлях и в немногочисленных военных кампаниях! — он размахивает шпагой. Точнее, рубит ею, словно я кочан капусты, который надо приготовить к обеду.

Уворачиваюсь. Прыгаю кузнечиком в сторону кресла.

Шпага, будь она неладна, преследует меня по пятам, а барон голосит, словно пастух, сзывающий стадо под свою покровительственную руку.

До меня доходит, что он и правда это делает — сзывает, только не кротких овечек или коров, а слуг, среди которых наверняка найдутся крепкие парни, работающие в доме истопниками, конюхами и кучерами.

Нет, встречаться мне с ними нельзя, говорю я себе, делая сальто и падая в мягкое кресло, которое удивленно скрипит подо мной. Кресло привыкло к чинно опускающемуся на него хозяйскому заду, но не к тому, что в него плюхается спригган. Понимаю, но ничего сделать не могу. Шпага до сих пор рассекает воздух — и хорошо, что пока только его, поэтому обойдемся без церемоний.