Воскрешение - Денис Юрин Страница 2

Он появился около часа ночи, когда посиделки возле костров немного затихли и некоторые путники уже пристроились на ночлег, подложив под головы поистрепавшиеся в дороге котомки. Тощенький, невысокий, ничем не примечательный человечек, одетый как небогатый купец или зажиточный крестьянин, возник возле трактира незаметно и, прежде чем ступить на землю спонтанно возникшего становья, несколько минут протоптался возле ворот. На его широком лбу виднелись глубокие складки раздумья, маленькие глазки бегали по двору, как будто выискивая закуток, в котором можно было бы уютно пристроиться, а короткая, неровно остриженная борода время от времени подергивалась. Толстые, испачканные землей и травой пальцы странника находились в постоянном движении: они то теребили, в отличие от бороды, аккуратно подстриженные усики, то терзали размахрившиеся кончики веревочного пояска. Ноздри оробевшего человека все время подергивались, что, впрочем, легко объяснялось сырой и холодной погодой.

Если бы на новичка хоть кто-нибудь обратил внимание, то непременно перепутал бы его неестественное поведение со вполне объяснимой нерешительностью. Уставший путник наконец-то добрел до трактира, и тут его постигло суровое разочарование: вместо теплоты очага и горячей снеди его ожидали лишь ночлег на голой земле да наверняка невкусная похлебка, которую еще как-то нужно измудриться разогреть на костре. Со стороны могло показаться, что припозднившийся странник пребывал в раздумье, прикидывая в уме, стоит ли ему останавливаться или все же продолжить путь и хоть к утру, но все же добраться до нормального дорожного пристанища, где можно было бы и досыта наесться, и хорошо выспаться. Однако на самом деле долгая задержка возле ворот имела совсем иную причину, нежели обычная нерешительность…

Наконец-то мужчина ступил во двор и осторожно, стараясь не потревожить сон лежавших на голой земле простолюдинов и держась подальше от карет да телег, стал пробираться к настежь распахнутым дверям «Петуха», откуда все еще доносились монотонный гул изрядно захмелевших постояльцев, шарканье ног, скрип гнилых половиц, скрежет одежных застежек, грохот глиняных кружек, стук деревянной посуды и жалкое подобие музыки. Прошмыгнув через двор и переступив порог трактира, мужчина вновь повел себя неестественно робко. Вместо того чтобы попытаться протиснуться к стойке или потеснить на скамейке одного из спящих гостей, он снова замер, прижавшись спиною к липкой от грязи стене, и забегал глазами по залу, как будто кого-то выискивая.

Не евшего вот уже третью ночь подряд вампира начинал потихоньку мучить голод, однако звериный инстинкт еще не настолько окреп, чтобы заглушить голос рассудка и заставить ослабшего хозяина, позабыв об осторожности, накинуться на первого встречного. У забредшего в трактир кровососа был богатый выбор, и он не спеша его делал, стараясь найти лучшую жертву, человека, чьей кровью можно было бы насытиться, возможно, на несколько ночей наперед. Людей вокруг было много, но далеко не все из них казались вампиру съедобными, а уж «питательных» путников было вообще наперечет. Тела солдат не так легко расстаются с кровью. Их жизненная сила всячески старается задержаться в жилах, да и ее качество оставляет желать лучшего. Воины привычны к походам и боям, их организмы находятся в постоянном движении, и кровь отдает им почти все ценные соки, в ней остается не столь уж и много полезных для вампира веществ. Крестьяне, бродяги и некоторые горожане – одним словом, большинство из тех, кто ночевал во дворе, обычно питаются всякой дрянью, и испить из них, вампиру казалось, все равно что с головой окунуться в бочку с собачьим дерьмом. Кроме того, что от простолюдинов неприятно разило чесноком, потом и луком, насыщенность их крови полезными веществами была еще меньше, чем у солдат, то есть почти нулевой. Кровососу пришлось бы осушить до последней капли никак не меньше полудюжины мужичков, прежде чем в его пустом желудке наконец утихли бы неприятные позывы. Самыми лакомыми «кусочками», бесспорно, являлись спящие в каретах дворяне, но к ним, увы, вампиру было не подобраться. Лошади и прочий одомашненный скот являлись самыми злейшими врагами нежити. Они почувствовали бы его приближение, и поскольку были распряжены, то не только предательски заржали бы, но и от испуга постарались бы забить его копытами. Именно по этой причине гостю и пришлось маневрировать по двору, обходя телеги с каретами и держась на почтительном расстоянии от собачьих будок.

Внутри трактира вампир надеялся обнаружить более богатый ассортимент жертв, но ожидания его обманули. Трактирщик оказался настолько ленив, что даже не обзавелся для услады постояльцев и собственного престижа парочкой-другой гулящих девиц. Как ни странно, именно они, жрицы любви и служительницы плотских утех, являлись для вампиров отнюдь не самым низким сортом пищи. Конечно, кровь распутниц уступала и по питательности, и по вкусовым качествам крови изнеженных дворян и состоятельных горожан, однако довольно сносный рацион и размеренный образ жизни прибившихся к кабакам блудниц способствовали отложению в жидкости их тел многих ценных питательных элементов.

В трактире было не только тепло, но даже жарко, однако жавшийся к двери гость по-прежнему подергивал носом. Со стороны казалось, что он стоически борется с потоками вязкой, зеленоватой жидкости, которая вот-вот хлынет на его губы, усы и бороду. И естественно, никому из находившихся поблизости людей в голову не пришло, что робкий посетитель совсем не простужен, а принюхивается: старается отсеять чуждые, зловонные ароматы, которых под потолком зала витало в изобилии, и выяснить, у кого же из присутствующих самая питательная, самая лакомая для него кровь.

Сначала придирчивого вампира прельстил сам корчмарь, однако сонного толстяка было трудно вытащить из-за стойки, да и его исчезновение из трактира не могло остаться незамеченным. Вторым претендентом на почетное звание «лучшая добыча» оказался небогатый пожилой дворянин, мирно спящий за столом возле окна. Последние пять-шесть лет своей жизни бывший офицер проживал в покое, тепле и достатке. Благодаря размеренному течению дней и отсутствию потрясений житейского свойства его кровь, так сказать, «набрала сок», накопила в себе многое, что вампир с удовольствием бы позаимствовал. Однако в самый последний момент чуткое обоняние кровососа обнаружило запах очень неприятных примесей в крови ушедшего на покой солдата. Дворянин был болен, хотя сам об этом пока не знал: в течение ближайшего года или двух неизвестная филанийским эскулапам болезнь непременно свела бы его в могилу. Эту заразу, нетипичную для здешних мест, старый солдат подцепил в последнем намбусийском походе. Недуг еще не давал о себе знать, протекал незаметно, но вскоре у пораженного им человека должны были начаться такие адские боли, что даже отнюдь не сердобольный вампир ему искренне посочувствовал. Песчаная лишайница была безвредна для племени кровососов, и непрошеный гость обязательно проявил бы гуманность, избавив достойно послужившего филанийской Короне солдата от позорного, долгого и необычайно мучительного пребывания на смертном одре, однако, к несчастью благородного мужа, диковинная намбусийская болячка вызывала у вампиров изжогу.

Третьей и последней претенденткой на беседу тет-а-тет в укромном уголке стала бывшая довольно привлекательной в молодости и еще сохранившая частичку былой красоты горожанка в возрасте тридцати пяти – сорока лет. Сидевший по правую руку от нее муж еще пил и, оживленно беседуя на повышенных тонах с молодым соседом, интенсивно закусывал, отправляя в рот пригоршни редьки и целые пучки зеленого лука. Слушавшая уже второй час подряд их беседу красавица явно скучала, ее веки то и дело закрывались, а изуродованная отвратительным чепцом голова неуклонно стремилась упасть на липкую от жира поверхность стола. Кровь женщины пахла многообещающе, и в ее запахе вампир не обнаружил ярко выраженных противопоказаний. Если дремавшая возле мужа горожанка чем-то и болела, то недуг не был для вампира опасным. Жертва была выбрана, и уже изрядно соскучившийся по вкусу теплой крови на губах охотник незамедлительно приступил к активным действиям.