Лунное сердце - Чарльз де Линт Страница 2

Кроме того, на задней стенке стола были ячейки для бумаг, забитые письмами (отвеченными и неотвеченными), конвертами, еще какими-то бумагами, здесь лежали водительские права Сары (которые она постоянно забывала взять с собой, когда пользовалась машиной), небольшой кассетный плеер, соединенный с двумя аудиоколонками, опасно балансировавшими на железных кронштейнах над эркерами, и папки для хранения материалов, необходимых для начинающего писателя, — сотни заметок на обложках книжечек от картонных спичек, на крошечных листочках, вырванных из записной книжки, — сведения о том, у кого находится тот или иной ее рассказ и сколько раз он был отвергнут, список принятых рассказов (их было одиннадцать! ), адреса всех корреспондентов Сары: сначала расположенные в алфавитном порядке, они теперь почему-то оказались полностью перемешанными.

В тот день, когда Сара вспомнила о чулане и о стоявших там, покрытых пылью коробках, которые никогда не открывались, она как раз и нашла кожаный мешочек. Думать об этом было гораздо легче, чем о том, какой же роман она собирается писать — триллер, готический, фэнтези или некую своеобразную комбинацию из всех трех. Коробки поступали в лавку с распродаж случайных вещей, из загородных домов, с сельских аукционов и бог знает откуда еще. С романом дело не клеилось, и Сара решила заняться коробками.

Прикрыв пишущую машинку от пыли куском проеденного молью бархата с замахрившимися краями, Сара, сидя за прилавком на высоком стуле, разбирала уже третью коробку. Как и в двух предыдущих, хлама и пыли в ней было гораздо больше, чем каких-либо ценностей. Сара вздыхала и старалась сделать что могла, не обращая внимания на грязь, покрывшую руки и попавшую под ногти. Она постукивала ногой в такт песне, исполняемой шотландской группой «Глупый колдун», которую поставила на плеер, и о чем-то мечтала.

Хотя Сара относилась к той небольшой части человечества, которая смотрит на обыденность сквозь призму воображения, взбалмошной она не была. Она могла придумывать историю какой-нибудь безделушки, строя в уме всевозможные невероятные варианты ее происхождения, и одновременно размышлять, какую цену ей назначить, аккуратно печатала сумму на маленькой этикетке и приклеивала ее на нижнюю часть указанной безделушки.

Роющаяся в коробке Сара вряд ли годилась для обложки журнала «Антиквар», но во всяком случае можно было набросать с нее портрет человека предприимчивого. Темно-русые густые кудри ниспадали ниже плеч со своевольной правильностью, словно заросли боярышника. Сара была небольшого роста, хрупкая, тонкая в кости, с ярко-зелеными глазами и отнюдь не классически красивым, а скорее, необычным лицом. Как всегда, на ней были выцветшие джинсы, бесформенный старый свитер и практичные коричневые кожаные ботинки, отчаянно нуждавшиеся в том, чтобы их почистили.

— Я хочу чувствовать себя самой собой, — устало отвечала Сара очередной подруге, которая с самыми лучшими намерениями допытывалась, почему бы Саре не одеваться помодней. — Жизнь и так трудна, — говорила Сара, — а тут еще ходи, как манекенщица.

— Но… — отваживалась спорить подруга.

— На кого бы я хотела быть похожей, — говорила в таких случаях Сара, — так это на оборванку. Ну, знаешь, вся в заплатах и в лохмотьях.

Сдувая пыль со следующего слоя вещей в коробке, Сара вполне могла почувствовать себя самой собой, а то и полнейшей замарашкой. На щеке у нее уже остались широкие грязные полосы, и вокруг поднималось облако пыли. Закашлявшись, она вытащила из коробки последнее сокровище — заводного пластмассового мишку, который бил в маленький барабан, но маленькие барабанные палочки были сломаны, а ключик, которым заводили игрушку, потерян. Сара задумчиво потрясла ее; судя по звуку, внутри были только обломки механизма. Она подумала, не выбросить ли мишку, но, взглянув на мистера Тистла, решила, что на это у нее не поднимется рука. Тогда она написала на этикетке: «10 центов», приклеила ее к мишкиной подошве и стала разбираться дальше. К мишке присоединилась медная пепельница (75 центов), затем чашка без блюдца (50 центов), оловянная сбивалка (15 центов) и почтовая открытка в деревянной рамке (2 доллара 50 центов — из-за рамки). На открытке был изображен замок на Луаре.

«Пора бы позавтракать», — подумала Сара и снова полезла в коробку.

На этот раз она вытащила пакет из коричневой бумаги. Скреплявшая пакет липкая лента пожелтела и потрескалась от времени. Представив себе, будто это — подарок к Рождеству или к ее дню рождения, Сара немного потрясла пакет и постучала по нему. Но не поняла, что внутри, и разорвала бумагу.

Внутри оказался рисунок в рамке и маленький кожаный мешочек, выглядевший так, словно его сделали из дубленой оленьей кожи. Затягивающие мешочек бечевки были завязаны узлом. «Хорошо, — подумала Сара, разглядывая мешочек. — Его можно использовать в качестве кошелька для мелочи». Свой старый Сара как раз потеряла вчера где-то между работой и домом.

Она отложила мешочек в сторону и стала рассматривать рисунок. Он был сделан пером и акварелью. Рамка была из белого, неизвестного Саре дерева, твердого, с тонкими волокнами. На рисунке двое мужчин сидели друг против друга на лесной поляне. Несмотря на небольшие размеры, картинка изобиловала множеством мелких деталей. Лес напомнил Саре работы Роберта Бейтмана [4]— сучковатые стволы, грубая кора, четко очерченные листья. Каждая травинка тщательно выписана, так же как и ноздреватая поверхность огромного валуна на краю поляны.

Сара переключила внимание на сидящих мужчин. Один из них был индеец. Он сидел, скрестив ноги, держа на колене маленький ритуальный барабан. По обе стороны грубого лица свисали черные волосы, заплетенные в две косы, украшенные бусами. Штаны и рубашка были из оленьей кожи. По вороту рубашки шел вышитый орнамент из бус и зубчатых раковин. На лице цвета меди ярко сияли удивительно синие глаза.

Сара откинулась на стуле и некоторое время смотрела на рисунок издали. Детали были выписаны с изумительной точностью. Все бусины в волосах индейца были разного цвета. Сару поразило мастерство художника, она и сама когда-то пыталась заняться рисованием, но, поняв всю безнадежность затеи, бросила ее. Однако приобретенный опыт привел к тому, что к любому талантливому произведению она относилась с благоговением. Снова приблизив рисунок к глазам, она стала рассматривать спутника индейца.

Он явно был белый, хотя художник наделил его темным загаром. При этом он ничем не напоминал ни первых исследователей Канады, ни coureurs de bois [5], о которых Сара читала в книжках по истории (но почему она отнесла нарисованную сцену к определенному историческому периоду, в тот момент она сказать бы не могла). Белый казался старше индейца, в его рыжих волосах поблескивали седые пряди. Он тоже был в кожаных одеждах, таких же простых, как и у его собеседника, но, если судить по одежде, он был жителем каких-то других краев. Вокруг шеи у него был повязан кожаный ремень, на котором висел странный Y-образный предмет. На коленях белый держал нечто напоминающее небольшую кельтскую арфу. Глаза у него, как с удовлетворением отметила Сара, были зеленые, правда, почему это ее порадовало, она не могла бы сказать. Индеец держал в руке трубку и передавал ее своему рыжеволосому собеседнику, дым длинной спиралью поднимался вверх. «Наверное, это трубка мира», — подумала Сара. Она поискала глазами подпись художника, но не нашла ничего, что позволило бы определить автора рисунка. Вздохнув, она отложила рисунок в сторону и взглянула на мешочек, который лежал в пакете вместе с рисунком. Может, в мешочке есть что-то, что поможет установить, чей это рисунок?