Эхо Севера - Джоанна Рут Мейер Страница 2

– Это всего лишь бинты, пташка, лишь бинты. Мы вскоре их снимем, а сейчас не волнуйся. Тише, тише, все хорошо.

Я прижалась к отцу, он поцеловал меня в лоб и начал тихо напевать колыбельную.

Позднее – я затрудняюсь сказать, сколько времени прошло, – сняли повязку с моего глаза. С одного. Правого. Смотреть одним глазом было неудобно, но все-таки лучше, чем ничего не видеть вообще. Я безвылазно просидела тогда много недель дома, в своей комнате, наблюдая сквозь маленькое окно за тем, как летняя зелень сменяется красно-коричневыми красками осени.

Вскоре к нам явилась сразу целая куча врачей – я никак не могла понять, зачем их так много – и подкралась к двери отцовского кабинета, чтобы подслушать их разговор. До меня долетели отдельные обрывки фраз: «…никогда полностью не восстановится…», «…порезы оказались слишком глубокими…», «…возможность инфекции…» и «…повезло, что она вообще не ослепла…».

И вот в один из дней в самом начале зимы, когда над нашим городком порхал на ветру первый снежок, пришел доктор, чтобы снять повязку с левой стороны лица. Отец внимательно следил за тем, как доктор разматывает бинты. Я сама затаила дыхание. Заметив на лице отца выражение ужаса и шока, я, пожалуй, впервые подумала – случившееся со мной, возможно, никогда уже нельзя будет исправить.

– Прикрой свой правый глаз, – сказал мне доктор. – Открой левый глаз. Ты можешь им видеть?

Я прикрыла ладонью правый глаз и открыла левый. Свет с непривычки показался мне очень ярким, однако видеть я могла, и утвердительно кивнула.

Доктор облегченно выдохнул.

Стоявший до этого неподвижно отец вздрогнул, выражение ужаса на его лице растаяло и сменилось растерянностью, которая заставляла меня нервничать.

– Может быть, вы что-то сможете рекомендовать… – начал он и замолчал, беспомощно глядя на доктора.

– Нет, если только Господь не даст ей новую кожу, – сказал доктор. Я думаю, он хотел пошутить, только ничего у него не вышло. Мой отец даже не улыбнулся.

Я проскользнула мимо них и прошла по коридору в комнату, которая когда-то была общей спальней отца и мамы. Здесь до сих пор сохранился ее туалетный столик из красного дерева с большим зеркалом. Я приблизилась к нему и заглянула в зеркало.

Всю левую сторону лица сверху вниз, ото лба до самого подбородка пересекали четыре глубоких неровных шрама – следы волчьих когтей. Нижнее веко на моем левом глазу было оттянуто вниз, а левые уголки губ, напротив, вздернулись вверх.

Я уныло смотрела на свое отражение, то прикрывая ладонью левую сторону лица, то вновь открывая ее, чтобы сравнить с нетронутой, гладкой правой половиной.

Затем я опустила руку и обернулась, услышав шаги отца.

Он смотрел на меня, стоя на пороге спальни.

– Ну-ну, все не так уж плохо, мой маленький ягненочек, – сказал отец. – Шрамы исчезнут… со временем.

Отец старался успокоить меня, но глаза у него оставались грустными. Затем он подошел ближе, прижал меня к себе, и я долго плакала, уткнувшись ему в шею, а он тоже всхлипывал и гладил меня по волосам.

У моего отца в нашем городке был книжный магазин, которым он очень гордился – зеленая дверь, медный колокольчик над ней и большая витрина с резными деревянными ставнями.

– Это, конечно, не бог весть что, – частенько повторял папа, – но на жизнь заработать можно.

На витринном окне большими красными буквами было написано: «Питер Алкаев, книготорговец». Именно с помощью этой витрины я впервые научилась писать свою фамилию.

Следующим летом отец продал наш старый дом, и мы вместе с ним и братом Родей переехали в квартиру на втором этаже книжного магазина. Здесь у меня была маленькая, но своя комната с выходившим на улицу окошком и под рукой находились все книги, которые хотелось прочитать.

Со временем, когда я стала старше, мои шрамы на лице побледнели, но до конца не исчезли. Кстати, я очень рано узнала, что в старых волшебных сказках злодеи всегда были уродливыми и покрытыми шрамами, а положительные героини – красавицами и, разумеется, без всяких шрамов и тому подобных недостатков. Что ж, красавицей я, пожалуй, не была, но хорошей оставаться мне очень хотелось, и в результате спустя какое-то время я вообще перестала читать эти сказки.

Жители нашего городка меня сторонились. Одноклассники крестились, когда я проходила мимо, а то и открыто насмехались. Твердили, что дьявол забрал мое лицо и когда-нибудь вернется за всем остальным. А еще они говорили, что дьявол не пометил бы меня так, если бы я уже не принадлежала ему. Однажды во время обеда я попыталась подсесть к одной девушке по имени Сара. Она, как и я, очень любила читать, и рядом с ней постоянно оказывалась какая-нибудь толстая книга, которую она при каждом удобном случае раскрывала, чтобы уткнуться в нее носом. Книги у Сары были разными – исторические хроники, сборники стихов, научные исследования. Одним словом, я решила, что любовь к чтению дает мне право на дружбу с Сарой, но она плюнула мне в лицо, а потом и камнями еще закидала.

В ее собственной волшебной сказке я была монстром, а она сама героиней.

После этого я навсегда оставила попытки сдружиться с кем-либо.

Однажды я забрела в аптеку и за два серебряных пенни купила баночку крема, потому что владелец аптеки клятвенно заверял меня, будто к концу месяца мои шрамы бесследно исчезнут.

Разумеется, никуда они не исчезли. Родя нашел меня горько рыдающей в своей комнате, и я рассказала ему о произошедшем. Брат начал шутить насчет аптекарей и их снадобий и продолжал до тех пор, пока я не успокоилась и не начала улыбаться. Однако чувствовать себя дурой я при этом не перестала. Пустую баночку из-под чудо-крема я закопала на клочке земли за книжным магазином – он предназначался для небольшого садика. Но там никто никогда ничего не сажал, и этот уголок густо зарос травой и какими-то сорными кустами. Отцу о той своей покупке я не сказала ни слова.

К тому времени когда мне исполнилось пятнадцать лет, я успела прочитать почти все книги в нашем магазине, и отец официально принял меня к себе на работу в качестве помощницы. «Лицо у нее такое, что может испугать даже дьявола, который ее создал, – подслушала я как-то раз в разговоре двух наших покупателей, – но будь я проклят, если она не знает наизусть всю классику и не может любому подсказать, какую лучше книжку выбрать». Это была одна из самых добрых реплик в мой адрес. Гораздо менее приятных слов о себе доводилось слышать намного, намного больше.

Я все сильнее замыкалась в себе, погружаясь с головой в работу. Следила за порядком на книжных полках, заворачивала в бумагу приобретенные книги и тетради, писала письма к книготорговцам из ближайшего большого города, когда нужно было заказать какой-нибудь редкий фолиант для нашего покупателя. Вела бухгалтерские книги, а когда торговля шла слишком вяло, поднималась на второй этаж и наводила блеск в наших жилых комнатах.