Немного ненависти - Джо Аберкромби Страница 2

– Хех! Что для одних сумасшедший, то для других – выдающаяся личность. Нужно ли говорить, что ты и сама далека от обыденности? На этот раз ты так сильно оттолкнулась от земли, что едва не вылетела из своих башмаков. В будущем, наверно, придется тебя привязывать, не то ты окончательно съедешь с катушек. Будешь пускать слюни, как мой братец Брейт – он-то, между прочим, хотя бы держит свое дерьмо при себе.

– Вот уж спасибо тебе за заботу!

– Не благодари. – Изерн составила вместе кончики больших и указательных пальцев и, прищурившись, посмотрела в ромбовидную дырочку на солнце. – Нам давно пора в путь. Сегодня день возвышенных подвигов! Или, скорее, низменных.

Она бросила штаны Рикке на колени.

– Давай одевайся.

– Что, прямо мокрые? Они же будут натирать!

– Натирать? – фыркнула Изерн. – И это все, что тебя беспокоит?

– Моя голова до сих пор болит так, что аж зубы ноют. – Рикке хотелось закричать, но она знала, что это будет чересчур мучительно, поэтому пришлось обойтись тихим хныканьем. – Чего мне сейчас совсем не нужно, так это дополнительных мелких неудобств.

– Жизнь состоит из мелких неудобств, девчонка! По ним ты узнаешь, что еще жива. – Изерн снова разразилась своим лающим смехом и весело хлопнула Рикке по плечу так, что та чуть не упала. – Нет, если тебе так больше нравится, можешь идти, светя своей пухлой белой задницей. Но так или иначе, а мы отправляемся прямо сейчас.

– Проклятие, – ворчала Рикке, залезая непослушными ногами в мокрые штаны. – Точно проклятие!

_{* * *}

– Так, значит… ты действительно думаешь, что у меня Долгий Взгляд?

Изерн шагала через лес своей небрежной размашистой походкой, за которой Рикке, к ее замешательству, никак не удавалось поспеть – она все время оказывалась на полшага позади, как бы быстро ни шла.

– Ты действительно думаешь, что я бы стала тратить на тебя силы, если бы его не было?

– Наверное, нет, – вздохнула Рикке. – Просто в песнях это такая штука, благодаря которой колдуньи, маги и всякие ведуны могут прозревать туманы грядущего. А не такая, из-за которой человек, как идиот, валяется на земле и гадит себе в штаны.

– Если ты не замечала, у бардов есть такой обычай – приукрашивать. Видишь ли, за песни о мудрых ведуньях очень неплохо платят, а про обгадившихся идиотов – гораздо меньше.

Рикке с грустью признала, что это верно.

– Кроме того, доказать, что у тебя действительно есть Долгий Взгляд, не так-то просто. Его невозможно раскрыть силой. Его необходимо выманить наружу. – Изерн пощекотала Рикке под подбородком, заставив ее отдернуть голову. – Отвести его к священным местам, где старые камни стоят так, чтобы луна светила на них во всю свою силу. И даже в этом случае он будет видеть лишь тогда, когда сам захочет видеть.

– Да, но… Уфрис в огне? Как такое может случиться?

Теперь, когда они спустились с Высокогорья и понемногу приближались к дому, Рикке начинала ощущать в груди тяжесть беспокойства. Видят мертвые, она далеко не всегда была счастлива в Уфрисе, однако вовсе не желала видеть его пылающим.

– Да как угодно. Небрежное обращение с огнем при готовке, к примеру. – Глаза Изерн скользнули вбок. – Хотя я бы сказала, что здесь, на Севере, города чаще всего горят из-за войны.

– Из-за войны?

– Ну да. Это когда в потасовке участвует столько народу, что от нее почти никто не выигрывает.

– Я знаю, что такое война, черт возьми! – Рикке чувствовала между лопатками каменеющий островок страха, который было невозможно стряхнуть, как бы она ни двигала плечами. – Но ведь на Севере был мир с тех пор, как я себя помню!

– Мой папаша говаривал, что мир – это время, когда умные люди готовятся к кровопролитию.

– Твой папаша был безумнее, чем сапог, полный навоза!

– А твой папаша что говорил? Мало людей могут потягаться здравомыслием с Ищейкой.

Рикке снова передернула плечами, но ничего не помогало.

– Он говорил: «Надейся на лучшее, но готовься к худшему».

– Здравый совет, как на мой взгляд.

– Но ему довелось жить в темные времена. Он вечно сражался, сперва с Бетодом, потом с Черным Доу. Тогда все было по-другому.

Изерн фыркнула.

– Ничего подобного. Я была рядом, когда твой отец сражался с Бетодом, там, наверху, в Высокогорье, рядом с Девятипалым.

Рикке изумленно моргнула.

– Тебе же не могло быть больше десяти лет!

– Достаточно, чтобы убить человека.

– Что?!

– Обычно я таскала папашин молот, потому что самые маленькие должны нести самую большую тяжесть, но в тот день он захотел драться молотом, поэтому я взяла его копье. Вот это самое копье. – Его тупой конец отстукивал ритм их шагов по горной тропинке. – Папаша завалил одного мужика, тот пытался подняться, и я его заколола. Проткнула ему жопу до самого брюха.

– Вот этим копьем?

Рикке привыкла думать о нем просто как о палке, которую носила с собой Изерн. Палке, один конец которой по какой-то причине был замотан в оленью шкуру. Ей не хотелось думать о том, что там, внутри, скрывается лезвие. И в особенности не хотелось представлять, что это лезвие побывало в заднице какого-то несчастного.

– Ну, с тех пор оно несколько раз сменяло древко, но…

Изерн встала как вкопанная, подняв татуированную руку и сузив глаза. До слуха Рикке доносился лишь шорох ветвей, кап-кап-капанье тающего снега да чик-чириканье птичек среди набухающих почками деревьев.

Рикке наклонилась к ней.

– В чем де…

– Наложи стрелу на лук и отвлеки их болтовней, – прошептала Изерн.

– Кого?

– Если не получится, покажи им зубы. Твои зубы просто дар богов!

И она метнулась прочь с дороги, скрывшись среди деревьев.

– Мои зубы? – зашипела Рикке, но юркая тень Изерн уже исчезла в зарослях колючего кустарника.

Только теперь она услышала мужской голос:

– Ты уверен, что это та дорога?

Лук висел у нее на плече – она надеялась встретить оленя. Рикке скинула его, торопливыми пальцами достала стрелу, едва не уронив, и кое-как сумела наложить, невзирая на шквал нервных подергиваний, охвативших ее руку.

– Нам сказали пошарить в лесу. – Другой голос, более жесткий. Более страшный. – Как по-твоему, это лес?

Рикке запаниковала, внезапно решив, что стрела может быть на белку; проверила – нет, это была нормальная стрела, с широким наконечником.

– Ну так, перелесок.

Смех.

– Мать твою, а в чем разница?

Из-за поворота показался пожилой человек. В руке у него был посох, но когда он наклонил его, в пятнах солнечного света сверкнул металл, и Рикке осознала, что это был не посох, а копье. В этот момент беспокойство разрослось из островка между ее лопатками до самых корней волос.