Роса в аду - Дмитрий Леонтьев Страница 2

— Я не нужна тебе, да?! Тебе была нужна только эта ночь?! Знаешь, кто ты?! Знаешь, кто?! Ты — сволочь!

— Я признался в этом еще вчера, — ответил я и зевнул. — А поверила ты только сейчас…

Она замерла на полуслове, молча открывая и закрывая рот, потом резко повернулась и заметалась по комнате, собирая разбросанную по стульям одежду. Я лениво наблюдал за ней, невольно восхищаясь совершенством ее тела. Перехватив мой взгляд, она остановилась, в ее глазах что-то мелькнуло, и, распахнув полы махрового халата, повернулась кругом, демонстрируя себя.

— Так вот, — с ласковой злорадностью сообщила она, — всего этого ты больше не увидишь!

— Кстати, очень неплохая идея, — одобрил я, погасил окурок в пепельнице и поднялся с кровати. — Мы забыли попрощаться.

— Не трогай меня, подлец! — она попыталась оттолкнуть меня, но я перехватил ее руки и, подтянув к себе, ткнулся носом в ее шею, вдыхая аромат духов.

По ее телу пробежала дрожь, и руки скользнули по моим волосам, прижимая меня с обреченной безнадежностью.

— Но, может быть…

— Нет, — шепнул я, помогая халату соскользнуть с ее плеч. — Не может. Ты знала это с самого начала. Этот день прошел. Завтра будет другой день. Ничто не может длиться вечно.

— Черт бы тебя побрал! — сказала она, слабо отвечая на мои ласки, и я почувствовал, как горячая слеза обожгла мое плечо.

— Да, — подтвердил я, увлекая ее за собой на кровать. — Черт бы меня побрал…

* * *

Когда она ушла, я посмотрел на свое отражение в зеркале, устало вздохнул и поплелся на кухню ставить чайник.

— А вот кофе в этот раз она не приготовила, — проворчал я, ломая о коробок третью спичку. — Вот ведь незадача: спички, и те "огнеупорные". Давно же хотел переехать в нормальную квартиру с нормальной кухней, с нормальной… Ага, вот так… Ну, на кофе меня не хватит, обойдемся чаем. Чаем, чаем… А остался ли у меня чай?

Я взглянул на полки. Баночка из-под чая была пуста. И это не было удивительно — третий день я не выходил из дома, а, как известно, если запасы не пополнять, то рано или поздно они кончаются. Увы, чай в банках не растет. У меня постоянно не ко времени кончаются то сигареты, то чай. Впрочем, я еще не помню случая, чтобы что-то кончалось "ко времени".

Отыскав в дальнем углу полупустую банку растворимого кофе, я поставил ее на стол и вернулся в комнату. Включил телевизор, сел на диван и, подперев кулаком подбородок, уставился в медленно загорающийся экран. Изображение на экране подпрыгнуло, туман сложился в слащавую физиономию комментатора, и, преданно глядя на меня лживыми глазами, диктор объявил: …продолжаются бои. Из информированного источника мы узнали, что в город проникло не более десяти оппозиционеров. В настоящее время проводится крупномасштабная операция по защите города от бандформирований. Из того же источника нам стало известно, что, для более успешного исхода операции, к городу подтягиваются две колонны бронетехники и три дивизии особого назначения… Я задумчиво почесал кончик носа, усваивая информацию, но с "усвоением" у меня не получилось, и я переключил телевизор на другой канал. — …от выбранного курса ни при каких условиях, — строго предупредил меня с экрана политический деятель. — Может быть, кого-то этого и не хочется, но они могут оставить свои беспочвенные надежды, потому что нам этого совсем не хочется. Конечно, ошибки случаются и у нас, но, как вы сами понимаете, и это не наша вина, а тех, кто всеми силами пытается нас скомпрометировать и заставить свернуть с…

Заинтересовавшись, я взял со стола линейку и измерил висевшую на экране физиономию сначала в высоту, потом в ширину. Результаты замеров подтвердили мое предположение: "вширь" физиономия значительно обгоняла "ввысь". Больше меня в этой программе ничего не интересовало, и я еще раз повернул ручку телевизора… С экрана прямо на меня бросилась до дистрофичного худая девица в безвкусном пеньюаре, болтающемся на ее костлявых плечах как абажур вокруг торшера.

— Возьми меня! — хрипло рявкнула она, зачем-то облизывая губы.

— Н-не хочу, — честно признался я, и в тот же миг голос за кадром прохрипел:

— Да, любовь моя! Иди же ко мне, и мы сольемся в нежной страсти!

Откуда-то сбоку на экран вылезло бородатое чудовище и, играя светом ламп на огромной, лоснящейся лысине, потянуло повизгивающую девицу на диван. В течение следующих пяти минут оператор возил камеру кругами, демонстрируя мне "сливающихся в нежной страсти" во всех мыслимых и немыслимых подробностях. Насупившись, я смотрел на них, чувствуя, как постепенно исчезает у меня обычно столь сильно развитая тяга к "прекрасному полу". Представив, как подобная "соблазнительница" испускает у меня над ухом шипящий "скрип любви", я содрогнулся, выключил телевизор и пошел на кухню снимать с плиты призывно свистящий чайник.

Выпив одну за другой две чашки кофе, я переоделся в мой "парадный" костюм, подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Радовать меня оно по-прежнему не спешило.

— У тебя такой вид, словно последние два часа ты жевал кирзовый сапог, — обвинил я отражение.

— Видел бы ты себя, — не осталось оно в долгу. — И учти, что добрую треть я еще и приукрашиваю… Чем обязан такому виду?

— Комментаторы, политика, эротика, — пожаловался я. Отражение болезненно сморщилось и попросило:

— Не смотри это больше… Пожалуйста… Я пожал плечами и принял из его рук высокий хрустальный бокал с ярко-багровым вином.

— Может быть, пора уходить? — спросило меня отражение, чокаясь со мной. — Ты и впрямь выглядишь не лучшим образом. Скучно?

— А где веселей?

Старое французское вино несколько улучшило мое настроение, и я пообещал:

— Уедем. Но позже. Через неделю или через две. Попытаюсь найти для себя что-нибудь поинтереснее… Хотя, все одинаково, все скучно… Надоело-то как все! Как я устал от всего этого!..

— Понимаю. Мне вот тоже… М-м-да… Ты бы это… Передвинул зеркало чуть правее? Чуть правее, и чуть повернул к кровати, а?

— Это еще зачем? — удивился я.

Отражение потупилось и попыталось сковырнуть с зеркала кусочек грязи, прилипший с моей стороны. Разумеется, это у него не получилось. Отражение просительно посмотрело на меня и повторило:

— Ну, передвинь… Немножко…

— Не понимаю, — признался я, и тут до меня дошло.

— Ах, ты, паршивец, — ласково сказал я. — Извращенец… У меня появилась мысль…

— А вот этого не надо, — быстро сказало отражение и исчезло.

Я негодующе покачал головой.

Одно слово — паршивец! Это мои женщины! Я их тысячелетиями воспитывал! Найди себе в Зазеркалье какую-нибудь… Эй, ты где?

Зазеркалье молчало. Я постучал по стеклу и прислушался. По ту сторону стояла мертвая тишина.

— Я — в магазин, — сказал я громко. — А ты приберись здесь до моего прихода.