Святой Грааль - Юрий Никитин Страница 19

— Ты как хошь, — ответил Олег, — а мне не добаб.

— Она не баба! Жертва. А мы просто обязаны помочь.Разве твои боги не велят помогать слабым?

Олег бросил острый взгляд на рыцаря:

— Но ведь у язычников все плохо?

— Не настолько же!

— Сэр Томас, я ищу спасения для всех людей на свете.

— И даешь погибать им по отдельности?

Олег помолчал, спросил отрывисто:

— Что хочет твоя женщина?

— Моя?.. Сэр калика!

— Ладно, не твоя, но она думает иначе. Чего ждет оттебя?

— Просит довести до любого большого города.

Олег подумал, нехотя сдвинул тяжелыми, как валуны, плечами:

— Два дня пути... Завтра к вечеру будем там. Потерплю.Потом отдам тебе коня — с твоим железом нужен заводной. Запасной, то есть.

— А ты?

— По старинке, пешком.

Томас не понял, как можно идти пешком, когда есть на чемехать, но смолчал, не желая сердить соратника.

После обильного завтрака — Чачар вывалила на стол все, чтобыло в запасах — Олег пошел к лошадям. От мародеров осталось пятеро лошадок,троих оседлал в запасные, четвертую подготовил для Чачар, женщины благородногопроисхождения — так очень хотелось считать Томасу.

Когда Томас облачился в доспехи, с помощью Чачар, надодумать, и, тяжело ступая, вышел на крыльцо, трое оседланных коней нетерпеливоперебирали ногами под окном. Еще трое были под мешками, узлами, вьюками. Каликаобыскивал убитых, собирал монеты, кольца, выворачивал карманы. На запасныхконей привязал захваченные дротики, кривые хазарские мечи, по бурдюку с водой.

— Сэр калика, — сказал Томас удивленно, —разве идти через пустыню?

— Если напрямик, то там нет колодцев. Пришлось быдавать крюк с гаком...

— С гаком? Крюк?

— Это по-росски. Со своей водой сократим дорогу.

На лице Томаса проступило колебание, словно он еще не решил— хорошо ли сократить дорогу. Кто сокращает, тот дома не ночует, а кто ездит попрямой — вовсе попадает к черту в лапы. Он повернул голову, позвал Чачар. Издома донесся звонкий голосок, слышался звон посуды. Томас виновато улыбнулся,исчез.

Чачар вышла одетая по-мужски, в дорожном плаще. Оназадержалась на крыльце, внимательно глядя на калику, словно впервые увидела.Остановился и Томас, не сводя глаз с сотоварища по каменоломне.

Калика оставил плащ в доме, вышел в короткой душегрейке изволчьей шкуры мехом наружу. Звериная шкура распахнулась, открывая широкую, какгранитная плита, грудь. Голые плечи были массивные, как валуны, блестящие, адлинные руки словно кто вырезал из темного дуба — толстые, рельефные, свыпирающими мышцами и сухожилиями. В нем чувствовалась мощь, но лицо каликиоставалось неподвижным, смиренным. Красные как огонь волосы он перевязалшелковым шнурком, пропустив чуть выше бровей, и Томас нашел это страннопривлекательным.

Штаны калики были из выделанной кожи, сам калика опоясалсятолстым ремнем, железные бляхи перебрасывали по всему поясу россыпь солнечныхзайчиков, на кольцах слева висели баклажка и узкий нож. Справа два кольцаостались пустые — для короткого меча.

— Меч, топор, булава, — предложил Томас. — Неберешь?

Он сошел с крыльца, продолжая рассматривать страннопреображенного калику. В каменоломне не зачах, напротив — набрал вес, оброссухими мышцами, во всем его крупном теле ни капли жира, весь словно выкован изплотного слитка железа.

— Топор оставил на запасном, — ответил Олегбезучастно. — Не люблю много железа.

Томас невольно провел ладонью по своим доспехам, подумал,что на таком как калика буйволе горные хребты перевозить, но лишь сказалиронически:

— Волчьи шкуры носили варвары, что осаждали Рим.

— И разрушили.

— И разрушили, — нехотя согласился Томас. —Но так ты уязвим!

Калика отогнул полу, на внутренней стороне блеснули рукоятидвух ножей. Торчали рядышком, одинаковые, как зерна гороха в одном стручке.

— Ножи? — удивился Томас . — Зачем?

Калика наклонился, Томас осторожно потянул рукоять. Ножвышел из кожаного чехла нехотя, упираясь, не желая покидать гнездо, где в теплеоставался брат-близнец.

Чачар ходила вокруг лошадей, по-своему перекладываласидельные сумки, а Томас завороженно рассматривал лезвие, поворачивая нож —вспомнил бросок, которым калика открыл дорогу в замке барона-оборотня. Острое,как бритва, лезвие всего в ладонь длиной, но тяжелое, утолщенное на конце,слегка загнутое. Острие идет с одной стороны, а с другой — к прекрасному булатузачем-то приклепана полоска неблагородной меди. Блестящее лезвие сразу переходитв рукоять, прямую потертую кость, всю в мелких насечках. Чтобы не скользилипальцы, догадался Томас. Он однажды видел швыряльные ножи ассасинов, членовтайных сарацинских сект, но там деревянные рукояти, обычно из легкой сосны,самые лучшие обтянуты рыбьей чешуей, настолько шероховатой, что даже вспотевшиепальцы не соскользнут.

Поскреб ногтем блестящее пятнышко дамасского булата накончике рукояти: лезвие тянулось по всей длине ножа, там кончик загибался,плотно удерживая кость.

— Зачем полоска меди? — спросил он снеудовольствием. — Красоту губит!

— Красоту? — усмехнулся Олег. — Что красивогов убийствах?

— В убийствах нет красоты, — ответил Томас сдостоинством, — но в поединке...

— Да, чем сложнее ритуалы, чем пышнее, тем самоубийство меньше видно... Эта полоска защищает от ударов ножа.

Томас удивился:

— Фехтовать такими коротышками?

— Не убедился, что кроме Британии есть и другие страны?

Чачар наконец взобралась на коня, не дожидаясь, пока рыцарьподсадит. Томас спохватился, Чачар с седла послала ему очаровательную улыбку.Томас виновато поклонился, поспешно отдал нож калике и влез на своего огромногожеребца.

Олег пустил коня вперед, пусть рыцарь и юная женщинаобщаются без помехи. День чистый, солнечный, кровавая ночь осталась позади, каки домик, где в задней комнате лежит раненый. Если не считать переломанныхкостей, он уцелел, снова выйдет на грабеж и разбой, как только срастетсяпереломанная нога.

Сзади слышался счастливый смех женщины, мужественный голосрыцаря. Олег углубился в свои думы, привычно щупал обереги, и, нарушая чистые ивозвышенные мысли о тайном смысле жизни и сокровенности бытия, в душу началзаползать неясный страх. Чересчур часто в пальцах застревал оберег сизображением мечей, стрел, лютых грифонов, огня с неба... Мир опасен, подорогам рыщут лихие люди, в села врываются мародеры, путников подстерегаютволчьи стаи, но обереги молчат о таких житейских пустяках, неурядицах,неудобствах. То простая жизнь, обыденная, однако сейчас опасности будто кто-топодманивает со всех сторон, тянет им навстречу!