Дом аптекаря - Эдриан Мэтьюс Страница 19

Рут вздохнула, заглянула в рулевую рубку и спустилась в камбуз. Газа не было, и вода для утреннего кофе едва не превратилась в лед.

Рут подняла голову и принюхалась. Чиркнула спичкой и повернула ручку.

Ничего. Странно.

В целях безопасности газовый баллон «калор» был установлен снаружи. К нему через отверстие в палубе вела труба.

Может, что-то случилось с трубой?

Вряд ли.

Она снова выбралась наверх и подошла к правому борту.

Труба была еще довольно новая, да и материал, ЛПГ, достаточно прочный. Тем не менее она провела по шлангу рукой. Никаких трещин, разрывов. Рут проверила установленный на переборке регулятор. И только тогда поняла, в чем дело. Шланг безвольно свисал с шестикилограммового баллона с пропаном. Газ вышел. Она потрясла баллон. Пустой, чтоб ему! На всякий случай потрясла еще раз. Рут купила его всего лишь неделю назад, и обычно такого баллона хватало на месяцы.

Но как шланг мог выскочить из баллона? Загадка. Она прекрасно помнила, как завернула соединитель и зажим. Может, недовернула? Но нет, она прекрасно помнила, какую прикладывала силу. Да и проводила такую операцию десятки раз.

Нет, сам шланг вывалиться не мог.

Она выпрямилась и, задумчиво прикусив губу, посмотрела на баллон.

Может быть, виноват холод, хотя почерпнутые из школьного учебника физики познания указывали скорее на противоположное. Рут пожала плечами, спустилась в салон и, набрав номер службы доставки, заказала новый баллон. Через двадцать четыре часа, ответили ей. А пока ей ничего не оставалось, как обходиться без кофе. Она снова поднялась на палубу, обошла рулевую рубку и принялась, подобно Робинзону Крузо, свистеть и размахивать руками в надежде привлечь внимание соседа, подметавшего палубу стоящей рядом баржи.

Слава Богу, есть еще на свете добрые люди!

Через десять минут Рут вернулась домой с термосом, наполненным отличным итальянским кафе.

Первая чашка горячего, сладкого напитка.

Ее страстью были старые пластинки. Центральное место в салоне занимал четырехскоростной автоматический проигрыватель «дансет-популяр» выпуска 1962 года в корпусе, отделанном розовым кожзаменителем. Не проигрыватель — «роллс-ройс». Самое трудное было доставать иглы, но ей удавалось. Аппарат проигрывал виниловые долгоиграющие, «сорокапятки» и старые пластинки со скоростью семьдесят восемь оборотов. Пластинок у Рут были сотни, большинство в оригинальных конвертах, расставленные в строго алфавитном порядке по именам исполнителей. Гордостью и радостью коллекции являлся Чет Бейкер.

Рут включила проигрыватель и поставила Глэдис Палмер — «Где река ленивая течет» — с оркестром Роя Элдриджа, запись 1937 года. В этом варианте ей особенно нравилось соло на трубе в исполнении, возможно, самого Элдриджа.

Она отпила кофе, вздохнула и посмотрела в сторону камбуза, расположенного сразу за топливным баком и баком с водой, потом обвела взглядом салон. Ковер и драпировка поистрепались, но такой уж у нее дом. Во всем этом была некая высшая справедливость, хотя, надо признать, присутствовал и элемент притворства — в конце концов, баржа стояла на месте, а не рассекала носом волны.

В лучах зимнего солнца тепло поблескивали лакированные панели и мебель, сверкала начищенная латунная гарнитура, золотились уменьшенная репродукция рембрандтовской «Еврейской невесты», или «Исаака и Ребекки». Муж держал руку на груди жены, и лица обоих сохраняли загадочное, непроницаемое выражение. Интересно, а что в руке у женщины? Ван Гог сказал, что отдал бы десять лет жизни за возможность просто смотреть на эту картину, довольствуясь для поддержания сил буханкой хлеба.

Под репродукцией и фотографией родителей стоял письменный стол с заляпанным монитором компьютера. Рядом лежала стопка бумаг — их Рут принесла из музея, чтобы поработать дома. Стул был покрыт старой парчовой занавеской красного цвета, которую Рут любила за былое великолепие, выцветшие пятна, благородное увядание красоты, год за годом высасываемой безжалостным солнцем. Она купила ее по дешевке на блошином рынке Ватерлооплейн вместе со шкатулкой, набитой разноцветными подвесками из граненого стекла от разобранной люстры. Теперь эти подвески висели на всех бортовых иллюминаторах, неторопливо вращаясь на нейлоновых нитях и разбрасывая по всему салону крохотные непоседливые радуги. Рут проследила за одной, пританцовывающей в углу, у встроенного книжного шкафа, и то и дело выхватывающей из полутьмы безобразное кружево паутины.

Рут нахмурилась.

Она была твердым приверженцем идеальной чистоты. Ничто не пробуждало у нее такого гнева, как пауки, в особенности пауки-орбатиды, питавшие необъяснимую тягу к баржам и кораблям. В микроскопическом мозгу орбатида баржа выглядела землей обетованной, только и ждущей того, когда же ее превратят в паутинный рай. Удивительно, что они напомнили о себе зимой, но она всегда держала свой дом чистым и теплым и тем самым, возможно, повлияла на их сезонные биологические часы, среагировавшие на эту крохотную модель глобального потепления.

Рут попыталась думать о чем-то другом, о том, что предстояло сделать, о чем угодно.

Бесполезно. Непреодолимая сила притягивала взгляд к паутине. Будь паутинка маленькая, ее можно было бы просто смахнуть, но эта растянулась на все окно. Большие пауки любят круглые иллюминаторы. Их привлекают идеальная форма, размер и свет.

Рут прошлась по барже, проверила все иллюминаторы. Природные сеточки висели везде.

Для ежегодной весенней уборки было еще рано, но теперь ее уже ничто не могло остановить. Три часа Рут ползала по салону, камбузу, рубке и прочим помещениям. Скребла и вытирала. И только однажды, в грязном углу машинного отделения, мужество изменило ей.

Полдвенадцатого.

Она совсем забыла о времени.

Рут быстренько умылась, переоделась, заперла замки и села на велосипед.

Она ехала на автопилоте. Велосипед подпрыгивал на неровных камнях и асфальтовых гребнях Принсенграхт. Справа промелькнул устремленный в небо шпиль Вестеркерка. Зазвучавшие под ее сводами гулкие звуки карильона вспугнули мирно дремавших голубей.

Рут срезала путь.

Херенграхт?

Нет. Наверное, пропустила где-то поворот.

Беспокоиться не о чем. В городе из девяноста островов, связанных пятью сотнями мостов, законы евклидова пространства действуют не всегда. Пока ее не останавливали ни трамваи, ни красные огни светофоров, ни такси, но в какой-то момент Рут сама ударила по тормозам, чтобы понять, где оказалась.

Какое-то неприятное, болезненное чувство подсказывало, что кто-то или что-то сбило ее с пути. Да ты рехнулась! Некого винить, кроме себя самой. Она сердито подула на озябшие пальцы, уселась на широкое потрескавшееся кожаное седло и огляделась.

Мост Лейдсеграхт. Внизу медленные мутные воды, только и ждущие, когда над ними сомкнется хрупкая ледяная равнина. У моста цветочный киоск с яркими зимними розами. Чуть дальше часовая башня мебельного магазина «Мец и К°».