Наше величество Змей Горыныч - Ирина Боброва Страница 19

– О-о-о-о-о…

– А-а-а-а-а…

– У-у-у-у-у…

– Вставило…

– Торкнуло…

– Чего это они? – с великой растерянностью спросил Озорник, а Старшой, тоже от растерянности, наверное, организм на дорогу посадил, а сам на бесов глаза выпучил.

Бесы, выкупавшись в Змеевом огне, опьянели, словно сурицы хмельной налакались. Они сильно шатались, а выражение их морд сделалось блаженным и счастливым: улыбка идиотская, глаза одурманенные, пустые, и пятачок совсем безвольно обвис.

– Они к привычкам дурным склонности большие имеют, – изрек Власий-царевич, на царских совещаниях наслышанный о многих пороках, какие и отдельных людей, и целые города одолевают. И о том, что во многих государствах дурь разную жгут да дым нюхают, тоже слышал не раз. И как потом от дури той наркотической совсем неразумными да заторможенными делаются, царевич воочию видел, когда в царство Хызрырское с послами ездил. – Эти бесы наркотической зависимостью обладают премного вредной. Вон козьи ножки-то у них, поди, не табаком забиты, а дурман-травой! А поскольку они в огне аки в воде моются, огнем питаются, то сжечь их возможности нет. Напротив даже, бесам этим твой огонек, Горыныч, что хмельна сурица, они такой крепости отродясь не пробовали.

– Да ну их! – Змей махнул хвостом да пошел по дороге, Власий меч в ножны сунул и рядом с побратимом зашагал.

А бесы, одержимые наркотическим кайфом, следом поплелись, шатаясь да бред разный вслух медленными языками высказывая.

– Пошли прочь! – вскричал царский сын, но реакции не дождался. Тогда плюнул он в сердцах и совсем перестал обращать на бесов внимание.

Дорога обогнула темную гору и пошла по дну глубокого ущелья. А на отвесном краю того ущелья замок высился, что из костей сделан был.

В замке том, в горенке девичьей, сидела Усоньша Виевна да маялась бездельем. Буря-яга, нянька верная, вокруг нее бегала, чесала скребницей щетину на рогатой голове воспитанницы, пытаясь изобразить модную укладку.

– Ох, нянька, чтой-то взгрустнулось мне, – пожаловалась Усоньша Виевна, тяжко вздыхая огромной бочкообразной грудью.

Буря-яга мигом скребницу в сторону, отбросила, руками всплеснула да запричитала:

– Ой, дитятко, смотрю, тебе не только взгрустнулось, но и взбледнулось есчё! Смотри, как чернота от лица-то отхлынула! Не заболела ужо?!

– Нет, нянька, здоровая я, – лениво отмахнулась Усоньша Виевна, – только тоска грызет зеленая, на манер сплину аглицкого. Поставь, что ли, зеркало волшебное, может, чего интересное передают.

Буря-яга мигом все колдовские инструменты на стол выложила, зеркало волшебное установила да лапкой куриной помахала. Усоньша Виевна, лебедь черная, устроилась в кресле поудобней, приготовилась к просмотру новостей царства Пекельного. И показало зеркало такие новости, что вмиг и тоска, и сплин от великанши чернолицей отвязались. Отразился в стекле Власий, царский сын. Шагал он по царству Пекельному, что по своей вотчине, и со змеем трехголовым разговаривал.

– Красоты девицы той словами не описать, – говорил Власий, – глаза, – что ночь черные, волос – цвета крыла ворона. Станом стройна, умом славна…

Слова те были сказаны о зазнобе Власия, но Усоньша их на свой счет отнесла. На минуту ей стало приятно, но тут же захлестнула ее великанское сердце лютая злоба.

– Он что, свататься идет? – произнесла она озадаченно, но потом, мозгами тягучими пошевелив, вспомнила о событиях давних, и как зарычит: – Да ты ж, кошелка дырявая, сказала, что со свету его сжила?! – Схватила она Бурю-ягу за ноги и давай над головой рогатой раскручивать, об стены постукивать да приговаривать: – Ах ты, немочь трухлявая, кого обмануть решила?! Ах ты, рванина драная, приказы игнорировать вздумала?! – И выбросила она Бурю-ягу в окно да вслед прокричала: – Пока жениха ентого непрошеного со свету не сживешь, назад не ворачивайся!

Кипя злобой неправедной, плюхнулась Усоньша в кресло и снова в зеркало лютым взглядом уставилась. А стекло темное уж другую картину показывает, новости Пекельного царства продолжает передавать. И отражаются в стекле том старинные недруги Усоньши Виевны, а по правде сказать, так и вовсе лютые враги – Ярила и Услад, дети райского управителя Сварога. Вспомнила великанша о том, как озорники над ней подшутили – пудру белую колдовскую подсунули. И о том, как целый год она была посмешищем в Пекельном царстве, с белой мордой рыла за порог не высовывала, великанша тоже вспомнила. Взъярилась она еще сильнее, обида обожгла ее сердце, и решила Усоньша страшно отомстить обидчикам. Схватила она ведьмину метлу, оседлала ее да к корням мирового дерева полетела – с озорниками рассчитываться, расправу чинить.

А Буря-яга грохнулась на дорогу, пребольно ударилась и долго восстанавливала дыхание. Когда же смогла она на ноги кривые встать, то Власий-царевич и Змей Горыныч уже далеко ушли. Мимо няньки бесы плелись, едва ноги переставляя. Увидала их Буря-яга да как закричит:

– Бесы мои верные, злыдни мои лютые, а ну догоните ворогов да в котлы кипящие киньте!

А бесы совсем уж расклеились, смотрят на Ягу, пузыри из пасти пускают да глупо улыбаются. Тут один наконец с большим трудом осмыслил сказанное и говорит:

– А не бесы мы вовсе…

– А кто ж? – изумилась Буря-яга. С таким поведением слуг, послушных, как цепные псы, она никогда раньше не сталкивалась.

– А мы… эти… – промямлил один бес.

– Сыганы… – добавил другой.

– Греко-римские! – совсем уж в непонятном восторге заключил третий бес.

– А я тогда кто ж? – окончательно растерялась Буря-яга.

– А ты – елочка новогодняя, только говорящая! – воскликнул бесовской вожак, уже вовсе не отличая реальность от наркотической галлюцинации.

Бесы загомонили, захохотали дико, лапы друг другу на плечи положили и ну вокруг ведьмы водить хоровод на греко-римский манер да напевать:

– Ой наны-наны, ой наны-наны, ой наны-наны-наны…

Буря-яга поняла, что с бесами творится, в сердцах сплюнула да вдогонку за путниками кинулась. Не тут-то было! Хоровод греко-римский так быстро крутился, что различить отдельные рыла танцующих было невозможно. Покидалась Буря-яга из стороны в сторону, – не смогла вырваться. А от верчения бесовского у нее головокружение случилось. Опустилась она на дорогу, глаза закрыла, чувствуя великую тошноту. А бесы знай вертятся да во всю глотку орут:

– Ой наны-наны, ой наны-наны, ой наны-наны-наны…

У корней мирового дерева, дуба солнечного, другая история разыгралась. Ярила и Услад только-только в царство Пекельное спустились, еще и версты не прошли, как перед ними Усоньша Виевна собственной персоной нарисовалась. Морду лица страшную сделала, клыки оскалила да как зарычит:

– Ох кто-то сейчас косточек не соберет! Ох кого-то разорву по запасным частям! Ох кем-то пообедаю с аппетитом превеликим! – И лапищи в бока необъятные уперла да копыта расставила, дорогу детям Сварога загораживая.