Волчье отродье - Кирилл Грабовский Страница 19

— И никто об этом не знает?

— Послушай, щенок. Ты хотя бы представляешь, сколько человек пропадает в Москве каждый месяц? Те, кто удостаивается чести стать Королевской трапезой, среди них просто капля в море. А кроме того, мы умеем заметать следы.

В Пашкиной голове проносились отрывочные мысли: «Может, узнать про него побольше — и в милицию? Или отцу Владимиру рассказать? Или…»

Оборотень смотрел на него с любопытством.

— Думаешь, не сдать ли нас ментам? Интересно, тебе поверят? Или досрочно определят в психушку? Мне кажется, скорее второе. Так что не советую. Кроме того, тебе это все равно не поможет.

— И вовсе я такого не думал, — поспешно возразил Пашка, внутренне замирая. Похоже, что Арчи мог читать его мысли, как раскрытую книгу.

— А нет другого способа сохранить человеческий облик? Кроме…

— Кроме Королевской трапезы? Нет. По крайней мере, для вас.

Арчи поставил на стол пустой бокал и откинулся на спинку стула.

— И вообще, не стоит драматизировать ситуацию. Во-первых, мы убиваем в основном нищих, стариков, бездомных — тех, кому и так недолго осталось. Как волков называют санитарами леса, так и нас можно назвать санитарами города. Во-вторых, своим отказом вы никого не спасете. Стая будет охотиться и убивать по-прежнему. Зато вы неминуемо погибнете. А я этого не хочу. Не хочу, потому что вы мне нравитесь, щенки.

— Так что, нам прямо сейчас нужно определиться, хотим ли мы быть в этой вашей стае? — Игорь пытался выглядеть независимо, словно ему делали выгодное предложение, от которого он мог в любой момент отказаться.

— Ну почему же прямо сейчас. До ближайшего полнолуния еще далеко. Подумайте. А вот тянуть несколько месяцев не советую.

— Почему?

— Потому что можете и не успеть. — Голос Арчи стал особенно проникновенным. — Видите ли, маленькие мои щенята, каждое полнолуние вы будете перекидываться, хотите вы того или нет. И каждый раз, перекинувшись, вы будете помнить все меньше о своей человеческой жизни. Будете звереть помаленьку. А потом одним прекрасным утром просто не превратитесь обратно. Человечности не хватит.

— А почему мы должны вам верить?

— А зачем мне вам лгать? Через пару месяцев сами все увидите, только поздно уже будет. Впрочем, — Арчи мрачно усмехнулся, — можете и раньше увидеть. Знал я одного такого, недоверчивого. Он тоже все решиться не мог.

— И что с ним стало?

— Да ничего не стало. Живет себе. В метро. Хорошо живет. Тепло и сытно. Вы, как обратно поедете, обратите внимание. Он там обычно на полу около турникетов спит.

Арчи замолчал, глядя то на Пашку, то на Игоря. Пашка первым нарушил затянувшуюся паузу:

— Мне пора. А то мама волноваться будет.

— Мама? — Арчи окинул Пашку долгим взглядом. Неожиданно он показался мальчику очень усталым. — Мама — это святое.

— Ты пойдешь?

Игорь покачал головой:

— Я еще кое-что узнать хотел.

— Ну как знаешь.

Паша вышел. Стеклянные двери закрылись за ним.

Игорь во все глаза смотрел на Арчи, а тот неподвижно сидел, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза.

— Ну спрашивай.

— А откуда вообще взялись оборотни?

— Это древняя история. — Арчи оперся локтями о стол и впился в Игоря взглядом своих холодных, чуть мерцающих глаз. — У первого человека Адама были две жены, Ева и Лилит. От Евы произошли все люди. А от Лилит…

Игорь внимательно слушал.

Стемнело и похолодало. Пашка быстро шел в сторону метро, заложив руки в карманы куртки. Под ногами похрустывал покрывший лужи тонкий ледок. Хотя он и сфотографировал незнакомца через стеклянные двери, повинуясь внезапному порыву, теперь мальчик твердо решил никому не рассказывать об этой встрече. Разве что Леше, да и то потом. После полнолуния. И самому надо постараться забыть.

Зря он вообще сюда приходил.

После этого разговора ему уже не избежать жуткого выбора. Или остаться собой, съев при этом мясо какого-то несчастного, загрызенного стаей, а потом делать это каждый месяц всю оставшуюся жизнь, о чем тоже не следует забывать. Или…

Или что?

А вот это он сейчас и увидит. Вестибюль метро встретил Пашку потоком теплого воздуха. Мальчик уже догадывался, о ком говорил оборотень, но перед внутренним взором все равно встал отталкивающий образ безумного звероподобного бомжа, лежащего у входа. Но тут же бесследно рассеялся.

Около турникетов дремал, положив тяжелую лохматую голову на передние лапы, большой, неопределенного окраса пес, на первый взгляд похожий на волка. Пашка осторожно подошел к нему поближе.

Неожиданно пес поднял голову, уставился на Пашку и тихо зарычал, не открывая пасти. Мальчик испуганно замер. Заметив это, пожилая дежурная у турникетов ободряюще улыбнулась Пашке:

— Идите, не бойтесь. Он не кусается. — И продолжила, обращаясь к псу: — Малыш, веди себя прилично! Даже не вздумай рычать.

Пес замолчал, поднялся на ноги и подошел к Пашке. Ростом он доставал Пашке до пояса.

«Он понял, что я оборотень. Понял по запаху и теперь меня загрызет».

Но пес, вместо того чтобы вцепиться, лишь деликатно обнюхал Пашкину руку, а потом лизнул ее.

— Извиняется. Ишь, хитрец, — с этими словами дежурная скрылась в своей стеклянной кабинке.

Пес сел на пол и внимательно посмотрел на Пашку. Глаза у него были грустные и очень умные.

— Я такой же, как они, но я не с ними. Я друг. Ты понял?

Пес медленно кивнул.

Паша побрел к эскалатору, периодически оглядываясь на сидящего Малыша. Тот проводил его долгим грустным взглядом.

Стоя на ступенях эскалатора, Пашка вновь и вновь прокручивал в памяти события прошедшего дня. Он не доверял Арчи. Слишком пронзительными и холодными были его льдистые глаза.

Как это ни странно, глаза пса Малыша показались ему гораздо более человечными.