Крымский ковчег - Александр Прокопович Страница 19

Кривому доводилось видеть падших – те были тоже невозмутимы, но падшие просто были другими, их эмоции читались только в том случае, если они сами хотели донести эти самые эмоции, изображали убедительно, и все же это всегда была только иллюзия. Серый был просто сосредоточен на другом. Слишком сосредоточен, чтобы как-то реагировать на незначительное.

– Дождь, может, зайдем, пока разгружают? – Кривому под каплями было нормально, он беспокоился о директоре, тот не производил впечатление человека, которому все нипочем. Кривой кивнул в сторону плаща и шляпы:

– Новый ученик? Не поздновато?

Серый двинулся за директором, просто потому, что дистанция между ними должна была оставаться неизменной, явно услышав и так же явно никак не отреагировав на слова Кривого.

– Имя у него есть? – Кривого незнакомец раздражал. Большую часть обитателей приюта он знал по имени, а уж в лицо помнил каждого, кроме этого странного дедушки в сером плаще.

– Это Николай. Он за мной присматривает, – вероятно, на лице у Кривого можно было прочесть многое, и ничто из увиденного не понравилось директору. – Неделю назад меня пытались похитить…

– Отсюда? – Кривой обернулся к воротам.

– В городе, – Ефим Маркович улыбнулся и конфузливо пожал плечами, словно только что признался, что заснул в опере и своим храпом помешал дремать соседям. – Николай согласился последить за мной, чтобы больше такого не было.

Если дедушка в плаще и шляпе помогает в таком деле – кто такой Кривой, чтобы быть против?

Высокий тощий парень из местных уже закрыл ворота и прилаживал засов, Кривой уловил какое-то движение наверху: так и есть – производящие впечатление заброшенных, привратные башенки такими не были. Кривому показалось, что он рассмотрел контуры НСВТ. Мощная машинка, с учетом того, что пушку на башню было точно не втащить, вариант более чем серьезный.

– Думаете, и сюда могут забраться?

– Кто знает? – Директор тяжко вздохнул: – Пока попыток не было, но обязательно будут. Я уже давно живу, Мишенька, не было случая, чтобы не нашелся кто-нибудь, кому нужное твое. Даже если выглядит оно неказисто и, на первый взгляд, тут и брать нечего. Плохо то, что такие сюрпризы, – директор кивнул в сторону пулеметчика на башне, – работают ровно один раз. После первого выстрела станет ясно, что тут и вправду есть что-то ценное, а мы не сможем воспользоваться даже таким замечательным вариантом, как просто сбежать.

Директор внимательно смотрел на Кривого, будто прикидывал, сколько тот будет стоить, если прямо сейчас его расчленить и продать на органы.

– Миша, очень важно, чтобы никто из чужих не узнал лишнего о нашем нищем, убогом приюте. А что привозят к нам крупы да картошку от спонсоров, так помогать страждущим – не грех.

– А почему листья не убираете? Чтобы никто не догадался, сколько веников в приюте?

– На самом деле, пока просто не нашел, кто готов сделать эту работу…

– В мое время вас не особо интересовала готовность… Берешь метелку и за работу!

– Миша, может, на самом деле, ты был готов, хотя и не знал об этом?

Четверо дюжих малых с трудом перетащили груз на телегу, та заскрипела в знак протеста и просела. Несмотря на то что изделие, которое привез Кривой, было запаковано в коробку раза в три большую чем сам груз, – весило оно так, что размеры не казались преувеличенными. Когда ее сдвинули с места, следам от колес мог бы позавидовать трамвай, проехавший по песчаному пляжу. Тяжеловато для картошки с гречкой.

– Пойдем.

У директора в кабинете, в миру – Ефима Марковича, для Миши Кривого нашлось и кресло, пусть и не кожаное, и сигары. Три кресла, бар… Кривой всегда подозревал, что за этой дверцей бар, подозревал, потому как открытым не видел ни разу, но что еще можно хранить между двумя полками с бокалами и рюмками? Огромный стол занимал половину кабинета. Его величина и возраст наводили на мысль, что это не его сюда вносили, а кабинет построили вокруг него. На шести разных по форме ножках, вероятно снятых с разных столов, он выдерживал тяжесть настоящих бумажных гор. Когда-то давно Кривому удалось под ворохом документов увидеть сукно. Судя по цвету, в легендарные времена за этим монстром играли в карты…

Еще один стол и еще одно кресло – совершенно домашние – обозначали собственно рабочее место директора. Три стены полностью закрыты шкафами, от пола до потолка – книги, в несколько рядов на каждой полке, попробуй взять любую – вылетит пять. Неприметный металлический шкаф, крашенный под дерево. Открытым Кривой не видел и его, но знал, что там оружие, хотя, по слухам, там могло быть еще много чего, вплоть до отрезанной головы прошлого директора приюта…

Михаил Кривой чувствовал себя в приюте как дома. Только здесь его называли по имени, о котором мало кто вообще догадывался за этими стенами. Никому даже в голову не приходило, что Кривой – это настоящая фамилия, а не прозвище. Все объяснялось просто – когда эти двое познакомились, Ефим Маркович все так же был директором, а Кривой был Мишенькой, которого в приют привез полицейский.

До полиции он два месяца пролежал в ожоговом отделении. После пожара уцелели труба стояка и Михаил Кривой, шести лет от роду, теперь сирота. Никаких взрывов газа, никакого замыкания – огонь появился на первом этаже и сожрал всю пятиэтажку, побрезговав уж совсем негорючими чугунными трубами и слегка задев Кривого. Почему? Пожарные знают – случается всякое, и такое тоже.

След от ожога шел через всю правую половину тела, но по-настоящему пугал лишь шрам, начинавшийся на шее и распластавшийся во всю правую щеку. Мише повезло – пострадала только кожа, и всякий, кто в этом сомневался, довольно скоро убеждался, что пацан прекрасно видит, быстро бегает и сильно бьет.

Если бы не на редкость удачная фамилия, с которой даже прозвище не понадобилось, был бы Миша поименован иначе, и в кличке этой точно не обошлось бы без чего-нибудь копченого, печеного или жареного.

Кривой всегда смотрел прямо, и иногда казалось, что он стесняется своей не обезображенной половины. Быстрый бег помогал не всегда. Кривого не любили. Довольно долго он был тем чужаком, которому попадает просто за то, что он чужак. Михаил не сдавался и никогда и ничего не забывал. Тщательно запоминал, чтобы потом… «Потом» все не приходило, каждый день мало отличался от предыдущего – его били, Кривой пытался давать сдачи буквально до тех пор, пока не терял сознание.

В младшей группе у воспитанников приюта к привычным синякам с прибытием Михаила добавились следы от укусов и царапин, новенький использовал все инструменты, отпущенные ему природой.

Все закончилось в один день – когда директор вошел в спортзал и остановил очередной урок физкультуры. В руках у Ефима Марковича был десяток мечей, а за спиной толпились воспитанники старшего курса. У человека постороннего вид клинка в руках директора не вызвал бы ничего, кроме улыбки. Кривой не улыбался – обучение в приюте было специфичным. Фехтование было одной из профильных дисциплин. Ставили фехтование на палашах с двухсторонней заточкой, массивной гардой – оружием колюще-рубящим, что подразумевало подготовку универсальную и куда более близкую к реальному бою, нежели традиционное спортивное фехтование.