Дети пустоты. Пройти по краю - Любовь Романова Страница 19

Стыдно признаться, но она ни разу в жизни не летала на самолете. Для них с мамой это всегда было слишком дорогим удовольствием. И вот теперь Женька сидит возле самого настоящего иллюминатора, пьет лимонад из пластиковой чашки и смотрит на плывущие мимо облачные замки. А впереди, где-то там, внизу, ее ждет столица Италии: мостовые, которые помнят колесницу Клеопатры, Колизей, где сражаются тени гладиаторов, и развалины древних форумов, чьи колонны до сих пор играют голосами великих ораторов. Ее ждет Вечный город. Надо же, она и не знала раньше, что так принято называть Рим.

– Ксюш, а море от Рима далеко? – спросила Женя навязанную Кудаем попутчицу.

Та ответила ей смесью храпа и бормотания. Ксюша незаметно уснула в соседнем кресле.

Девушка, которая сопровождала Женю, ничего не знала о расах Края. Она была самой обычной аспиранткой университета на факультете романо-германской филологии. В Италию летела на пару недель к друзьям. Кажется, у них намечалось что-то вроде волонтерского лагеря. Всю дорогу полненькая темноглазая Ксюша рассказывала о своей сиамской кошке по имени Кримхильда и демонстрировала оставленные врединой царапины. У аспирантки внезапно обнаружилась аллергия на кошачью шерсть, поэтому говорила девушка исключительно в нос. Получалось что-то вроде: «Идальянцы – дакие билые! Дакие учдивые! Дасдоящие бачо!» Женьки стоило огромного труда сохранять при этом серьезный вид.

«Хотя какое мне дело до моря! – одернула она себя. – Не затем лечу! Я должна помочь Тимке».

Женя перевела взгляд на цифровое табло в начале салона. Шестое июня. Из отведенных двух недель прошли четыре дня. Целых четыре из четырнадцати. Время утекало, как чай из дырявой чашки – вроде еще и не пил, а трети как не бывало.

Перед самым отлетом Женька заскочила к Людям нор. Чухонь рассказал, что Тимке пришлось спуститься еще на один уровень, и теперь он жил в настоящей норе с земляными стенами и полом. Женя так и не смогла собраться с духом и навестить его. Простояла полчаса в сыром коридоре у закрытой двери, в сотый раз давая клятву спасти своего друга, и сбежала.

Струсила.

Стоп! Хватит себя изводить. В Риме ее встретят местные кошки. Наверняка, среди них найдутся те, кто согласится помочь. Правда, Кудай намекал на скверный характер некой Эдды, главы римской фратрии, но ради Тимки, Женька попытается претвориться сотней евро, которая, как известно, нравится абсолютно всем.

– Уже басадка? – неожиданно прогундосила проснувшаяся Ксюша.

Иллюминатор затянуло молочной пеленой. Самолет погрузился в облачное пюре, и Женя почувствовала, что у нее заложило уши. Ну, вот и всё – она почти в Риме.

В аэропорту, миновав таможенный кордон, Ксюша влажно чмокнула ее в щеку и упорхнула к компании хохочущих девушек. Через минуту они подхватили свои рюкзаки и исчезли в разноцветной толпе. Женя осталась одна. Она разглядывала снующих вокруг людей и начинала беспокоиться: а вдруг ее не встретят? Вот будет весело, оказаться в чужой стране в полном одиночестве.

– Евгения? Простите нас за опоздание!

При звуке этого голоса Женькино сердце попыталось катапультироваться из груди. Мягкий, с едва заметным акцентом, он напоминал малиновый кисель. Казался таким же обволакивающе сладким.

– А я-то уже успела обрадоваться, что не придется ни перед кем отчитываться! – Она попыталась скрыть за небрежным тоном свою растерянность.

– Я – Бруно. Ваш гид в Вечном городе. И передо мной совсем не надо отчитываться.

Внешность Бруно оказалась под стать голосу. Парень был смуглым, темноволосым, с глазами цвета кофейных зерен. Итальянский гид походил одновременно на молодого Джонни Депа и Роберта Паттисона. А заодно – еще десяток киноактеров, в симпатии к которым прилюдно не признается ни одна серьезная девушка, чтобы не прослыть банальной. Судя по всему, Бруно уже исполнилось шестнадцать. Может, даже семнадцать, но точно не больше.

Вот только одет он, на Женькин вкус, был странно. Если не сказать глупо. Полуспортивные ботинки из бирюзовой замши. Короткие узкие джинсы. Белая футболка, поверх нее пронзительно-желтая майка с парой глазастых котят на животе. На шее легкий белый шарф, на голове серая шляпа с узкими полями. Глядя на этот наряд, сложно было поверить, что итальянцы наравне с французами считались законодателями моды.

– А это мои подруги: Донна и Дора, – представил Бруно вынырнувших из-за его спины девиц. Обе худощавые, с острыми чертами лица и лавиной блестящих темных волос. Одеты в ярко-красные топики, черные шорты и босоножки на высоченных каблуках. Уже через минуту Женя забыла, кто из них Донна, а кто Дора, поэтому впредь решила не обращаться по именам.

Девицы по очереди клюнули ее в щеку и перестали замечать. Они всю дорогу болтали по-итальянски надтреснутыми голосами о чем-то своем, иногда обращаясь к Бруно. «Две вороны, – про себя окрестила их Женя. – Такие же носатые и крикливые».

В штаб-квартиру Людей крыш в Риме Женю везли в лимонно-желтом спортивном автомобиле без верха. «Ламборджини» – прочитала она на маленькой эмблеме с силуэтом быка. Бруно сидел за рулем. По плечу гида сползала одна единственная дрэда. Наверное, раньше у итальянца на голове был целый сноп волосяных колбасок, эта – «последняя из магикан».