Скверна - Сергей Малицкий Страница 19

От Абуллу до Кагала всей дороги – полсотни лиг. Полсотни лиг по улицам, потому что города эти, обращаясь в огромные, протяженные даккитские села, смыкались друг с другом. Полсотни лиг – значит множество дозоров, множество глаз и ушей. Не пролетают просто так всадники по тихим ночным улицам, если ни войны, ни разбоя не происходит и не ожидается. Тем более что беженцы иссякли уже почти как месяц назад, покой вернулся в даккитские дома. Правда, не чувствовалось этого покоя на лице Глебы, но так и паники на нем не было тоже. Едва тронули лошадей, едва отъехали от дома Эсоксы, оставили за спиной замерших в недоумении охранников Фамеса, как Глеба остановилась, попросила Каму показать ярлык, взглянула, покачала головой да велела спрятать эту деревяшку, и пока девчонка рядом с бывшей няней Эсоксы, ни показывать ничего, ни языком не шевелить ни просто так, ни по чьей-либо просьбе. Кама поняла и замолчала накрепко, хотя о многом хотелось спросить; и почему тревога билась в глазах Глебы еще до происшествия с Фамесом, и отчего так тихи вечерние улицы Абуллу, и почему Эсокса живет не в замке, а на обычной улице? Однако улицы Абуллу уже закончились, погружаясь в вечерний сумрак, над головой Камы вознеслась великая восточная стена, построенная еще до того, как Лучезарный направил свои орды на запад. Внешние ворота в стене уже были закрыты, но Глеба переговорила со старшиной стражи, тот окликнул кого-то во мгле древних отдушин и колодцев, и Глеба, а вслед за ней и Кама спешились и вошли в проездной тоннель. За их спинами загремела решетка, только после этого где-то впереди замелькали факелы, а затем и показалась между тяжелыми створами вертикальная полоса звездного неба. Кама хотела спросить суровую спутницу, почему такая строгость внутри маленькой страны, сжатой скалами Хурсану и Митуту до узкой долины Истен-Баба, но вспомнила о предупреждении Глебы и промолчала. Проездной тоннель сменился площадкой перед рвом, Кама вслед за Глебой взлетела в седло, копыта лошадей простучали по подъемному мосту, гулко отдаваясь в глубоком рву, и в лицо дохнула летняя ночь. Кама еще успела оглянуться, подивиться на черную стену и на ее зубчатую кромку, словно перегородившую небо на звездную и беззвездную часть, и подумать о том, что где-то все-таки Лучезарный эту самую стену пробил, как кроны деревьев опустились над дорогой, и сквозь не успевшую развеяться от дождливого месяца сырость спутницы помчались на бодрых животных в темноту.

Они добрались до Кагала затемно. Миновали с десяток темных, с редкими огнями сел, которые вполне могли оказаться и маленькими городами, объехали по неразличимым в ночной траве проселкам дозорные посты, попали под короткий дождь и вымокли до нитки, отчего Кама еще не успела отвыкнуть, перешли на шаг, чтобы не загнать лошадей, но еще под утро пересекли такой же, как в Абуллу подъемный мост, неподнятость которого навела Каму на мысль, что все-таки не все так плохо и тревожно в Дакките, как могло показаться по глазам Глебы или Эсоксы. Хозяйка даккитской принцессы пару раз громыхнула колотушкой у ночных ворот, откуда-то сверху послышался сонный рык стражника, за ним последовали ругательства Глебы, которые Кама вовсе не поняла, но так или иначе ворота заскрипели, и вместе с первыми лучами летнего солнца вымокшая и слегка утомленная парочка оказалась на улицах Кагала.

Удивление Камы на заставило себя ждать. Кагал ничем не походил на Абуллу. Во-первых, в нем не было замка, во-вторых, не было и храма или был, но разглядеть его не имелось никакой возможности, потому как дома в Кагале, построенные еще беженцами из некогда благословенной долины Иккибу, оказались высокими, достигая не только двух, а кое-где и трех этажей. Пустынные в раннее утро улицы с такими высокими домами, которые стояли плотно один к другому, напоминали ущелья, и стук копыт по гранитной мостовой гулко разносился от одной их стены до другой.

Глеба сразу забрала к югу, повела Каму по узким улочкам, которые карабкались на склоны гор Митуту, но зачем она это сделала, принцесса поняла только тогда, когда всадницы оказались вовсе над городом. Именно сверху Кама разглядела все сразу; и центральную площадь древнего даккитского города, и стоящие на центральной площади четыре высокие магические башни, и расходящиеся во все стороны лучами улицы, и сразу две стены – высокую на востоке и низкую на западе, между которыми Кагал был зажат, словно каменная диадема между двумя поясами, и мутные просторы Сухоты, зеленые леса и поля Даккиты, и даккитские села за окраиной Кагала, уходящие жилой лентой к еще более мутным отрогам Хурсану.

– Здесь почти вся Даккита, – впервые с вечера заговорила со спутницей Глеба. – Нет, за восточной стеной еще много сел и городков, есть и крепости, и город Баб, который лишь немногим уступает и Абуллу, и Кагалу, но половина всего населения, лучшие ремесленники, большая часть воинов обитает в этой полосе между двумя стенами. И ширина этой полосы где-то две лиги, где три, а длина чуть более пятидесяти. Даккита – маленькая страна.

– Даккита – маленькая страна? – удивилась Кама. – Больше пятисот тысяч населения! Пять тысяч постоянных стражников! Пять тысяч гвардейцев на службе у короля! Войско в шестьдесят тысяч клинков, которое король Даккиты способен собрать за три дня! Это мой Лапис маленький! Я уж не говорю об армии, всего населения меньше семидесяти тысяч!

– Я тоже когда-то жила в маленьком королевстве, – улыбнулась Глеба. – Еще меньшем, чем Лапис. Карма оно называлось. Слышала?

– Конечно, – гордо выпрямилась Кама. – Но почему называлось? Восточнее Даккиты есть три маленьких королевства – Карма, Лулкис и Гросб. Самое маленькое из них – Гросб, самое большое – Лулкис. Карма примерно посередине. В городке и крепости около пятнадцати тысяч жителей, считая и атерского короля. И еще тысяч десять поселенцев в ближайших селах. Вся Карма со всеми землями, большая часть которых предгорные пастбища – шириной и длиной в полусотню лиг.

– Тебя хорошо учили, – согласилась Глеба. – Карма – это моя родина. И я была одной из этих десяти тысяч, которые жили в ближайших селах. Каждый год, вплоть до последнего времени, навещала своих родных там. И теперь туда отправлюсь, но с тяжелым сердцем. Среди тех, кто шел на запад, многие были и из моей деревни. Да и родных моих уже нет в живых…

– Что их гнало на запад? – тихо спросила Кама. – Поэтому «называлось»? Разве твоего королевства больше нет?

Глеба покосилась на спутницу, но не ответила ей. Замерла, словно раздумывала, по какой из улочек спуститься к площади четырех башен, чтобы передать Каму тому, кому следовало передать.

– А где башня угодников? – вдруг вспомнила Кама. – В Абуллу Эсокса показала мне башню угодников.

– За спиной у тебя, – ответила Глеба, и едва Кама успела оглянуться, чтобы выхватить взглядом на ближайшем утесе неказистую башню, как хозяйка Эсоксы неспешно направила лошадь по узкой улочке вверх. – Пустует она уже многие годы. Иногда останавливаются угодники, но уж очень редко они забредают в Даккиту в последние годы, или забредают так, что никто не знает об их визитах. Мы переждем в башне несколько часов, нельзя маячить на улицах в одиночестве.

– Так в Дакките нет своих угодников? – наморщила лоб Кама, подавая лошадь за Глебой. – Я слышала, что в каждом королевстве должен быть хотя бы один угодник.