Пираты Гора - Джон Норман Страница 19

Затем от острова отошла вторая галера и, в точности повторив все действия первой, также легла на курс на Порт-Кар. За ней последовали остальные.

Я стоял на плетеном ренсовом плоту и смотрел на удаляющиеся галеры. У самых моих ног, высунувшись из груды наваленных на плот стеблей, лежала Телима. Я сорвал с головы дурацкий венок, который весь день носил и вспомнил о котором только сейчас. Часть цветков на венке была в крови от раны, полученной мной во время налета. Я посмотрел на Телиму, которая тут же отвернулась, едва поймав мой взгляд, и швырнул венок в болото.

У меня ушло довольно много времени на то, чтобы без весел или шеста добраться до ренсового острова. На плоту валялись какие-то обрывки сетей, которыми я перевязал пучок длинных стеблей тростника и, действуя ими как веслом, как-то ухитрился подогнать плот к берегу.

Телима все еще лежала неподвижно, уставившись безучастно в пустоту.

Подойдя к краю острова, я привязал плот к нему и прислушался.

Все было тихо.

При моем приближении пара диких болотных гантов стремительно взмыла в небо и кружилась над островом до тех пор, пока не убедилась, что я не обращаю на нее никакого внимания. После этого птицы снова опустились на остров, правда, уже на дальнюю его часть.

Я увидел одиноко торчащий в самом центре острова позорный столб, к которому я еще недавно был привязан, разрушенные хижины, разбросанный повсюду мусор и объедки, среди которых лежали распростертые на плетеной поверхности острова тела убитых ренсоводов.

Я перенес Телиму на относительно чистое место и усадил неподалеку от столба.

Когда я наклонился к ней, она отшатнулась, но я притянул ее к себе и снял с нее веревки.

— Сними с меня ошейник, — сказал я. Не слушающимися ее пальцами она развязала узел на стягивающей мне шею лиане.

— Ты свободен, — прошептала она.

Я отвернулся. Интересно, осталось на острове что-нибудь съедобное, кроме этой набившей мне оскомину ренсовой пастилы? Не может быть, чтобы пирующие ренсоводы подмели все подчистую. Да и питьевой воды неплохо бы отыскать.

Я неторопливо двинулся по острову, стараясь идти так, чтобы солнце было у меня за спиной и по тени я мог бы следить за действиями девушки.

Не успел я сделать и пары шагов, как заметил, что она потихоньку подкралась к валявшемуся обломку охотничьего трезубца в ярд длиной и быстро схватила его.

Я повернулся и посмотрел ей в лицо.

Она замерла на месте. Затем, словно очнувшись, она подняла оружие и, держа его наперевес, двинулась ко мне. Я спокойно ждал, поворачиваясь к ней лицом всякий раз, когда она пыталась зайти мне за спину. Наконец с криком она ринулась ко мне, занеся трезубец для удара, но удара не последовало, поскольку я, шагнув ей навстречу, перехватил древко у самой ее руки и, вывернув, отшвырнул его в сторону.

Она отступила назад, прижимая ладони к дрожащим губам.

— Не пытайся больше убить меня, — сказал я. — У тебя ничего не получится. Она покачала головой.

— Этой ночью, — сказал я» — мне показалось, что ты очень боишься попасть в рабство.

Она подошла ближе.

Только когда я развязал ей руки здесь, на острове, я увидел не замеченную мной прежде выжженную у нее на плече начальную букву слова «кеяджера», что на горианском означает «рабыня». Все это время она искусно скрывала от меня клеймо: днем — под туникой, а ночью, в хижине — лежа на другом плече, и у меня не было возможности его разглядеть.

— Раньше тебе уже пришлось быть рабыней, — сказал я.

Она опустилась на колени и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

— Насколько я понимаю, — продолжал я, — тебе каким-то образом удалось удрать из рабства. Содрогаясь от рыданий, она кивнула.

— Я уплыла, — едва слышно пробормотала она, — на двух связанных бревнах. Сначала по каналам, потом добралась до болот.

Считалось, что рабыне невозможно убежать из Порт-Кара, но как и все подобные утверждения, они справедливы лишь наполовину. Однако побег из изрезанного многочисленными каналами Порт-Кара, защищенного с одной стороны Тамберским проливом и безбрежной Тассой, а с другой — бесконечными болотами, кишащими акулами и тарларионами, действительно редко оканчивается успешно. Не пройди Телима суровую школу жизни в ренсоводческих общинах, ей бы никогда не добраться сюда живой. Хо-Хаку, насколько я знаю, также удалось бежать из Порт-Кара. Несомненно, где-то есть и другие счастливчики.

— Ты, наверное, очень храбрая женщина, — сказал я.

Она отняла руки от заплаканного, красного от слез лица.

— И ты, должно быть, ненавидела своего хозяина.

В ее глазах блеснула ярость.

— Как тебя звали, когда ты была рабыней? — допытывался я. — Какое имя дал тебе хозяин?

Она не ответила и только ниже опустила голову и вздрагивающие плечи.

— Он называл тебя просто хорошенькой рабыней, не так ли?

Она вскинула на меня глаза и тут же, упав лицом на плетеную поверхность острова, разрыдалась с новой силой.

— Да! — воскликнула она. — Да! Да!

Я оставил ее и, поднявшись на ноги, снова направился в глубь острова. Набрел на остатки ее хижины и разбросанные поблизости почти не тронутые скудные пожитки девушки. Больше всего меня порадовала тыквенная бутыль с водой и кожаная сумка с едой, прежде висевшая у девушки на поясе. Под разодранным половиком я обнаружил ее тунику, так демонстративно снятую ею, когда мы остались на ночь в хижине одни, за какие-нибудь мгновения до того, как она приказала ласкать себя, и перед тем, как нас выгнало наружу известие о нападении. Я поднял тунику и вместе с остальными вещами отнес девушке, все так же рыдающей у столба.

Подойдя к ней, я бросил тунику у ее ног.

Она посмотрела на нее, не веря своим глазам. Затем подняла на меня удивленный взгляд.

— Одевайся, — сказал я.

— Разве я не твоя рабыня? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Она натянула тунику, а я тем временем вытряхнул на пол содержимое сумки с продуктами. Здесь оказалось немного ренсовой пастилы, несколько кусков сушеной рыбы и пара лепешек.

Мы поделили еду поровну.

Телима с понурым видом опустилась на колени напротив меня.

— Ты останешься со мной? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Ты отправишься в Порт-Кар?

— Да.

— Но почему? Мне кажется, ты там не живешь.

— У меня там дела. Она помолчала.

— Могу я спросить, как тебя зовут? — поинтересовалась она.

— Боcк, — ответил я.