Милый мой Игнатиус - Олег Велесов Страница 19

Во время завтрака мы говорили исключительно о деле. Нам предстояло отыскать меч-кладенец, а где он находится, знал только дед Лаюн, он же дед Кладенец или просто Кладник. Имя его жабоид производил от слова «клад», означавшее «то, что кто-то, когда-то, куда-то спрятал, потом забыл и ныне об этом знает только один вредный старикашка, который любит ругаться со всеми, то бишь — лаять». Очень интересное определение. Живёт этот дедок в деревеньке с чудным названием Куриный околоток, и вызнать у него местонахождение меча весьма проблематично, ибо старикан никому секреты свои не открывает, разве что на каких-то особых условиях, которые изначально невыполнимы.

Но это не беда. Дмитрий Анатольевич уверил меня, что у него есть способ разговорить дедушку. Я не стал допытываться, что конкретно он имеет ввиду, меня больше интересовало, какие преимущества может дать нам кладенец в деле спасения Василисы. Дожёвывая бутерброд с сыром, жабоид рассказал историю меча. По версии, доминирующей в Мире, меч так же был сотворён Бояном, и имел магические особенности. Нет, он не мог, как Горбунок, превращаться в самолёты, и как скатерть-самобранка не мог накормить голодных вкусным обедом. В конце концов, у каждого предмета свои преимущества и своё предназначение. Предназначение меча-кладенца — битва. В руках хорошего или даже среднего богатыря, он превращается в орудие возмездия и может даровать победу. В сказках сообщалось, что в рядах врагов он прорубает просеки, и я указал жабоиду на этот момент. В ответ Дмитрий Анатольевич усмехнулся и посоветовал мне не забивать голову сказочными сюжетами, а обратиться к классической литературе, например, к Чехову. Больше пользы получится.

Первым владельцем меча, как того и следовало ожидать, являлся князь Богумир. Сей муж сотворил множество беспримерных подвигов, о чём можно почитать в книге Бояна, которая хранится в библиотеке при институте магии. Правда, оговорился жабоид, саму книгу в руки никому не дают, но в свободном доступе находятся выписки из неё, сведения в которых весьма и весьма познавательны.

Далее меч исчезает почти на восемнадцать столетий, и появляется лишь в известиях о новом своём владельце — Вещем Олеге. Известия не очень чёткие и порой сомнительные, но достоверно известно, что князь Олег сумел объединить восточнославянские племена в единое государство, и сделал он это не путём дипломатических переговоров, а сильной рукой и твёрдой волей. В руке, разумеется, находился меч-кладенец, а воля — она и есть воля, её ни с чем не спутаешь.

А вот потом начались события, которые мировые учёные никак не могут объяснить. После смерти князя Олега меч снова пропал, и явился лишь во владении Ильи Муромца. Согласно преданиям, меч он получил от предыдущего его обладателя Святогора-богатыря. И тут возникает сразу два вопроса: откуда у Святогора меч, и как он оказался у Ильи, учитывая тот факт, что Святогор умер задолго до Вещего Олега? Если пытаться рассуждать логически, то Святогор каким-то образом восстал из мёртвых, передал меч князю Олегу, а тот в свою очередь тоже восстал из мёртвых и передал меч Илье Муромцу. Но тогда непонятно, почему по документам меч передаётся сразу от Святогора Илье, минуя Олега.

Ключом к загадке мог бы послужить дед Лаюн, но сколько его не призывали к Собору, он не пришёл ни разу.

— Может, меч не один? — предположил я. — Может, их несколько? Как Горбунок и Сивка-Бурка.

— Копии есть, и много, — согласился жабоид. — Штук шесть, наверное. Достаточно вспомнить иных владельцев меча: Ивана-царевича, Бурю-богатыря коровьего сына, Михайлу Потыку, Бову Королевича, того же Руслана свет Пушкина. Да, копии есть, — он приложился к бутылке и потянулся за следующим бутербродом. — Узнать бы, в чьих коллекциях они осели.

— А дед знает?

— О, дед знает всё. Нам бы половину его знаний, да что там половину — одну десятую, и даже правнукам правнуков работать не придётся.

Я почесал подбородок: дедок этот не иначе ходячая Википедия, не удивлюсь, если ему известно, кто на самом деле убил Кеннеди.

Когда мы съели бутерброды, а бутылку опустошили наполовину, Горбунок издал предупредительный рык. Это прозвучало как чих глохнущего двигателя, и мы в испуге потянулись к иллюминаторам. Внизу расползался лес. Между бесконечными рядами бледно-голубых деревьев, стремившихся к нам острыми вершинами, тянулась серая полоса дороги. Выгибаясь широкой дугою, она перепрыгивала через речку, шагов двести плелась вдоль по берегу, снова заворачивала в лес и упиралась, наконец, в деревеньку на три десятка домов. Дома были разбросаны в беспорядке, словно сказочный великан собрал их поначалу в ладонь, потряс да и бросил на землю, как игральные кости, и каждый дом замер в навеки отведённом для него месте. Или просто курица лапой погребла, отыскивая червячков, и пошла себе дальше, а свёрнутые её поисками избушки к прежнему порядку так и не вернулись. Кто в них живёт? Миряне? Обыватели? Бармалей? Чиполлино? Красная Шапочка?

— Это и есть Куриный околоток? — спросил я.

Жабоид кивнул.

— Где приземлимся?

— Давай подальше, возле реки. Гостей в этих краях не жалуют, и встречают весьма неприветливо. Не будем испытывать судьбу.

— Ну, тогда возле реки, — констатировал я. — Горбунок, сможешь?

— Хх-а, — презрительно чихнул двигатель.

Горбунок спустился по спирали и резко сбросил скорость, от чего у меня, да и у жабоида, думаю, тоже, завтрак едва не выбрался наружу. Но Горбунка это не волновало. Он завис над речкой, часто-часто замахал крыльями, как идущий на посадку пеликан, а потом ткнулся колёсами в лёд, прокатился метров десять и замер, и уже в следующее мгновение мы с жабоидом оказались выброшенными на свежий воздух, а Горбунок смотрел на нас и вилял хвостиком.