Вампир и девственница - Керрелин Спаркс Страница 19

— Возможно, тебе следует обратиться к психотерапевту.

Она легонько стукнула его по руке.

— О, — он потер свою руки. — Я был травмирован.

Она усмехнулась.

— Вот что я тебе скажу. Я проведу терапию для нас обоих.

— Я бы предпочел, чтобы ты ударил меня еще раз.

Она игриво толкнула его в бок.

— Больно не будет. Всего лишь несколько вопросов, и ты не должен отвечать вслух.

— Тогда ты не узнать, ответил ли я.

— Ты и не должен отвечать. Просто подумай об этом, — она скрестила руки на груди. — Когда я брала интервью у преступников для моей диссертации, я придумала список вопросов, чтобы выяснить мотивы их действий.

— Ты хочешь допросить меня как преступника? Она выглядела раздраженной.

— Позволь мне закончить. Я обнаружила, что в среднем у преступников не хватает терпения ответить на длинный список вопросов, особенно если в них нет ничего для них интересного.

Поэтому я ограничилась тремя вопросами. Только тремя.

— Дай угадаю, — он подошел ближе. — Какой твой любимый цвет? Она с улыбкой покачала головой.

— Зеленый. Как твои глаза.

Его сердце расширилось.

— Мне тоже нравятся твои глаза.

Она покраснела.

— Я знаю, что ты делаешь. Ты пытаешься отвлечь меня.

— Придется постараться сильнее, — он прикоснулся к ее щеке.

Она сделала шаг назад.

— Вопрос номер один: чего ты хочешь больше всего на свете? Это было легко. Месть.

— Следующий вопрос? Ее брови поднялись.

— Уже? — Да. Я знаю, чего хочу.

Она склонила голову, изучая его.

— Должно быть, это очень важно для тебя.

— Да. Как ты ответила на этот вопрос? На ее губах заиграла легкая улыбка.

— Если ты молчишь, то и я тоже.

— Дерзкая девочка, — пробормотал он.

Ее улыбка стала еще шире.

— Вопрос номер два: что пугает тебя больше всего на свете? Неспособность отомстить.

— Готово.

— Это было быстро.

— Да, — он должен отомстить ублюдкам, которые его пытали. Они заплатят за каждый удар, каждый ожог, каждую сломанную кость.

— Хорошо, — продолжила она. — Последний вопрос относится к первому вопросу о том, чего ты хочешь больше всего на свете. Если тебе удастся это воплотить, это сделает тебя лучше? Он напрягся, быстро втянув в себя воздух. Черт возьми! Он повернулся и уставился на море. Он не хотел даже думать об этом. Он знал, что его планы — это не око за око. Они не убили его, но он твердо намеревался убить их. И более того — он намеревался получить от этого удовольствие.

Сделает ли это его лучше? Он на мгновение закрыл глаза. Это уже не имеет значения. Они заслуживали смерти. Они были злом, и мир был бы лучше без них.

Он сжал руки в кулаки. Он жаждал мести. Это придавало ему цель. Это помогло ему восстановиться физически. С каждым шагом, который он пробегал, с каждым весом, который он поднимал, он представлял себе, как будет мстить.

Убьет Казимира. Убьет всех Недовольных, пытавших его, видевших его боль и унижение. Они все должны были умереть.

— Робби? — она коснулась его руки.

тобой все в порядке? С Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, изучить, запоминать каждый прекрасный дюйм ее лица. Как она могла проникнуть так глубоко внутрь него? Она заставляла его видеть то, что он не хотел видеть. Она заставила его хотеть быть достойным ее.

— Оливия.

— Да? Он слышал, как колотится ее сердце, как учащенно бьется пульс, и ему до боли захотелось прикоснуться к ней.

— Как ты можешь быть такой молодой и такой мудрой? — Я не чувствую себя мудрой, — ее лицо вспыхнуло. — Я… я с трудом могу думать.

Он положил пальцы ей на шею и почувствовал — Мне не следовало этого делать.

— Ты имеешь в виду… прикасаться ко мне? — у нее перехватило дыхание. — Все в порядке.

— Деваха, — он обхватил ладонью основание ее шеи. — Я ведь только начал, — он крепко прижал ее к своей груди, наклоняясь, чтобы завладеть ее ртом.

Она застыла от удивления, и он остановился в нескольких дюймах от ее губ. Ее учащенное дыхание окутало его кожу, заставляя отчаянно желать попробовать ее на вкус.

— Оливия, — прошептал он. Он был так чертовски близко.

Он чувствовал, как в ту же минуту она сдалась.

Ее тело таяло в его объятиях. Ее глаза затрепетали и закрылись. Он прижался губами к ее губам, наслаждаясь их мягкой полнотой.

Он обнял ее одной рукой, притягивая ближе.

Даже сквозь толстую шерстяную ткань свитера он чувствовал ее грудь, округлую и упругую. Он наклонил свои рот, углубляя поцелуи, уговаривая ее приоткрыть губы.

Со сладким женственным стоном ее губы приоткрылись, и он стал дразнить маленькое отверстие своим языком. Она тяжело дышала, словно пытаясь отдышаться, ее грудь упиралась в его грудь. С каждым толчком его пах напрягался все больше, и страсть грозила лишить его последних остатков самообладания.

— Робби, — прошептала она. Она обвила руками его шею и потерлась щекой о его усатый подбородок.

Он снова поцеловал ее в губы, и на этот раз она ответила ему тем же поцелуем, осознав безысходность своего желания. Его сердце воспарило. Он вторгся в ее рот, пробуя ее на вкус своим языком. Она погладила его язык, а потом пососала его.

Его пах затвердел и болезненно прижался к джинсам. Он скользнул рукой вниз по ее спине к восхитительному изгибу на пояснице, а затем по ее сладкой округлой попке. Он обхватил ее рукой и крепко прижал к своей эрекции.

Она задохнулась у его губ, прерывая поцелуй.

— Оливия, — в его видении ее лицо из розового превратилось в темно-красное. Он прижал ее лицо к своей груди, чтобы скрыть красный блеск своих глаз.

Она прижалась к нему, дыша неглубоко и быстро. Он вынул странное приспособление из ее волос, и длинные вьющиеся пряди свободно упали.

Он схватил горсть и зарылся в них лицом. Они были такими мягкими, такими шелковистыми на его коже. Он заставил себя восстановить контроль, но проиграв битву, когда представил, какие густые, черные и шелковистые волосы будут у нее между ног.

Терпение. Ему нужно ухаживать за ней медленно и осторожно. Сроки имеют важное значение, или он может потерять ее.

Вдалеке он услышал лязгающий звук. Он обернулся и увидел бабушку Оливии, которая стояла у телескопа и стучала большой металлической ложкой по кастрюле.

— Что это? — Оливия посмотрела в сторону дома и поморщилась. — О, Боже, мне очень жаль.