Та, что превращает время в пыль - Кармаль Герцен Страница 19

— Бессмертие? — эхом отозвалась я. Рука, державшая чашку с горячим чаем, опасно дрогнула. Я никогда не думала о Селин как о бессмертной — даже после всего, что узнала. Я думала, она — некая аномалия, магическая аномалия, застывшая во времени на полтора века, но… Не допускала мысли, что она может быть бессмертна.

— Да, дитя. — Селин невесело усмехнулась. — Меня не убивает ни время, ни пуля, ни холодная сталь. Раны зарастают, и я не ведаю, что такое старость. Вступив в ковен, я изменилась внутри, но сохранила свою красоту. И… мне нелегко далось это решение. Я действительно любила Кристиана. Но между вечностью и любовью, которая иногда сгорает быстрее, чем спичка, которая бывает такой жестокой и быстротечной, я выбрала вечность.

— И вы никогда… не жалели о своем решении? — Я пыталась представить, какой бы выбор сделала я, если бы мне такой шанс предоставили.

Селин горько рассмеялась.

— Жалела, и не раз. Моя любовь к Кристиану не утихала. А ковен… они не ведали морали, устраивали обряды, которые после снились мне в кошмарных снах. А я… я хотела быть матерью. Но правилами, установленными ковеном, это было запрещено. Ничто не должно было стоять между тобой и ковеном. Никаких привязанностей, ни малейшего непослушания. В конце концов я поняла, что подобная жизнь — не для меня. В те времена… я была молода, и очень импульсивна. Я порвала все связи с ковеном, и за отречение меня провозгласили изгнанницей. Я выбрала бренную жизнь, и отныне не могла называться ведьмой.

— И вы вернулись к Кристиану? — Мой голос звучал ровно.

— Пыталась. Я приехала в Ант-Лейк в попытке его найти, но… Кристиана здесь не оказалось. Любого другого человека я бы нашла, использую приобретенные в ковене колдовские знания, но Кристиан, если желал, мог оставаться незамеченным для чужих глаз. Он был особенным.

— Ангелом Смерти, — кивнула я.

В глазах Селин промелькнуло странное выражение. Что-то сродни ревности — ведь она никак не могла ожидать, что своей тайной Кристиан поделился не с ней одной.

— Ты знаешь?

— Он сам рассказал мне об этом, — ответила я, уже жалея, что выдала свою осведомленность.

Селин помедлила. Поправила юбку, глядя в сторону. Пыталась совладать с разочарованием? Вспоминала о той, прошлой жизни? О любви, канувшей в Лету полтора века назад? Неужели она до сих пор его любила?

— А потом была череда неправильных решений и потрясающих событий, которая растянулась на долгие десятилетия. Ведьмы не рожают детей — не потому, что не могут, а потому, что не хотят. Считается, что с рождением ребенка — особенно девочки — они теряют часть своих сил. Я же безумно хотела узнать радость материнства. И, поверь мне, это стоило отречения от ковена.

Впервые за нашу долгую беседу на лице Селин появилась искренняя, теплая улыбка. Она помолчала, задумавшись о чем-то своем, но когда продолжила рассказ, больше не улыбалась.

— Я была уверена, что после изгнания из ковена Галлаиз — верховная ведьма, забрала мое бессмертие обратно. Но затем… Годы шли, и я поняла, что не старею. Когда я была проездом в Эшетауре, мне удалось мельком увидеться с Галлаиз. Та вела себя со мной очень холодно — и неудивительно. Она так и не простила мне предательства. Долгое время Галлаиз считала меня едва ли не названной дочерью, ее будущей преемницей, думала, что ковен останется в моих руках после ее смерти. Да, бессмертия она не желала.

Селин поднялась с кресла, и я вздрогнула, очарованная звуками ее голоса — мягкому, сродни гипнотическому — и разбуженная скрипнувшим креслом. Она подошла к окну, стоя ко мне почти спиной. Обхватила себя руками за плечи.

— В ту памятную встречу Галлаиз сказала мне: «Ты наверняка удивлена, что я не стала тебе мстить за предательство, и отбирать то, что ты считаешь даром. Поверь, бессмертие станет твоим проклятием». Тогда я не приняла ее слова всерьез. Мысленно смеялась, представляя себе вечную жизнь, вечную красоту и вечную молодость. И это было очередной моей ошибкой. Шли года, мне приходилось переезжать с места на место, отвечая на бесконечные вопросы дочерей. Мой муж отрекся от меня, посчитав ведьмой — той, кем на самом деле я и была. После него в моей жизни были и другие мужчины, но никого из них я не могла приблизить к себе… не боясь оттолкнуть.

Голос Селин звучал все жестче — так, вскинув подбородок, и сцепив пальцы, говорят сильные женщины, чтобы заглушить в голосе слезу.

— Мой мир рушился, когда мои дочери умирали. И тогда я вспомнила слова Галлаиз. Видеть смерть своих детей — худшее из наказаний. А дожить до часа, когда все, кто был тебе дорог, твои дети и правнуки мертвы, видеть, как прерывается твой род… Бессмертие стало моим проклятием.

— А ваши… колдовские силы, — эти два слова дались мне непросто, — вы пробовали прибегнуть к ним, чтобы…

— Чтобы умереть? — Селин резко развернулась ко мне. Глаза блестят, но щеки сухи.

— О да. Я пыталась. Но колдовство Галлаиз куда сильнее моего. И хотя ее наверняка уже нет в живых, ее проклятие, которое когда-то, глупая, я считала даром, все еще действует. Я вернулась в Ант-Лейк просто потому, что устала бежать. Мне приходится объяснять свое нестарение особой болезнью, каждый день слышать шепотки за спиной, видеть в глазах чужаков и давно знакомых жадное любопытство. Некоторые — такие же, как я — не бессмертные, но ведьмы, знают правду, но молчат.

— Как Гейла, библиотекарь, — тихо сказала я. В памяти всплыли слова Гейлы: «Это

— ее тайна».

Селин кивнула.

— Кодекс ведьм очень строг — еще со времен гонений. Нам приходилось поддерживать друг друга, когда против нас был целый мир. Но, Розали… Зачем мне вечная красота и вечная молодость, если все, что есть у меня — это одиночество? — Она заглянула мне прямо в глаза, и стало не по себе от этого пронзающего душу взгляда. — Я устала от бессмертной жизни.

Я понимающе кивнула, открыла рот, чтобы сказать, как мне жаль, что соблазнительное желание жить вечно разрушило ее жизнь. Но слова замерли на губах, когда Селин обронила:

— Я готова умереть. И ты мне в этом поможешь.