Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес Страница 19

Первым, извиваясь, как резиновая кукла, в расщелине в стене скрылся Роберт. За ним так же легко и по-своему грациозно исчезли Лорена и Алексия.

Настала моя очередь. Для начала я вставил ногу в пролом в стене и примерился к трещине, которая, по-моему, не превышала в ширину двадцати сантиметров. Я, конечно, никогда не считал себя толстым, но проникновение на огороженную территорию через узкую щель получилось у меня не столь изящным, как у моих бледнолицых товарищей. Мне пришлось буквально протаскивать самого себя, упираясь локтями и коленями, в итоге я просто вывалился из пролома в стене по другую сторону ограды.

Чует мое сердце, не миновать бы мне как минимум пары синяков или ссадин, если бы у самой земли меня не подхватили чьи-то руки.

Я сам не понял, как так получилось, но уже стоял на ногах и при этом обнимал Алексию, весело разглядывающую меня. Мое сердце бешено заколотилось, когда я осознал, что чувствую, как упирается в меня ее грудь, как мое обоняние ловит исходящий от нее восхитительный аромат.

— Ладно, пошли уж, успеете еще насмотреться друг на друга, — Голос Лорены вернул нас к реальности, причем мне показалось, что подруге Алексии эта сцена явно пришлась не по душе.

Мы молча шли по кладбищу, которое, как я понял, было гораздо больше, чем место упокоения усопших в Тейе, к тому же оно разительно не походило на него по стилю. В отличие от довольно скромных колумбариев на кладбище нашего городка, здесь, в Аренисе, по всей видимости, было принято хоронить покойников торжественно и напоминать о них потомкам в монументальной форме. Может быть, именно это скульптурное и архитектурное великолепие и вдохновило известного каталонского поэта на стихи, которые так хорошо запомнились даже моему отцу. Чего здесь только не было: от огромных мраморных ангелов, оплакивавших покойников, до весьма внушительных по габаритам мрачных склепов-павильонов в стиле модернизма.

Во всей этой роскоши неожиданно выделялась могила самого Сальвадора Эсприу. Меня потрясла нагота обычной гладкой каменной плиты, лишенной каких бы то ни было украшений. Я мысленно предположил, что поэт, воспевший Синеру, по всей видимости, не испытывал особых восторгов по поводу пышного увековечивания памяти об умерших.

Мы присели на ступеньках одной из самых пышных гробниц в этой части кладбища. На более чем внушительном постаменте была установлена скульптура, изображавшая печальную девушку в натуральную величину. Неизгладимое впечатление на меня произвели длинные вьющиеся мраморные волосы, отлично удавшиеся мастеру.

— Знаешь, кто автор этой скульптуры? — спросила меня Алексия, погладив грустную девушку по каменной щеке. — Жозеп Лимона. В эпоху модернизма он был не просто известен, а по-настоящему знаменит.

— Сейчас ты разглядишь ее получше, — сообщил мне Роберт, словно желая подтвердить правоту слов Алексии.

Он порылся в своем рюкзаке, вытащил из него несколько толстых восковых свечей, зажег их и расставил по периметру могилы. Движение ночного воздуха заставляло язычки пламени колыхаться, но не гасило их. В этом пляшущем освещении пространство вокруг нас выглядело уже совсем нереальным и призрачным.

Пляска ночного огня эффектно отражалась в глазах и на выбеленных лицах моих спутников.

— Что ж, учитывая, что испытание на ночном кладбище он выдержал достойно и изъявил желание быть одним из нас, я, пожалуй, вручила бы ему наш волшебный бальзам, — с самым серьезным видом произнесла Лорена.

Роберт без лишней пафосности в движениях вытащил из рюкзака какую-то склянку и протянул ее мне. Присмотревшись, я увидел, что мне вручают какой-то старинный стеклянный флакончик в стиле барокко. Его серебряная крышка была зеленовато-серой от времени. В общем, выглядела эта посудина как вещь весьма почтенного возраста. Мне оставалось надеяться только на то, что косметическое снадобье, содержащееся во флакончике, было приготовлено значительно позднее, чем сам эффектный сосуд.

Пока я все это продумывал, долговязый парень сунул пузырек мне в руки, проникся торжественностью момента и важно объявил:

— Держи. Теперь этот бальзам бледности твой. Каждый из нас всегда носит при себе частицу этого посмертного грима. Так мы отдаем дань уважения всем усопшим. Лорена вручит тебе темную губную помаду, и тогда ты должен будешь только обзавестись черной шапкой или шляпой и, разумеется, чем-то вроде длинного черного пальто, которое…

— Считай, что оно у меня уже есть, — перебил я Роберта, — Со дня на день я отдам в перекраску вот это отцовское.

Алексия, словно спохватившись, что время уходит, вдруг решительно вырвала у меня из рук флакончик с гримировальным кремом и аккуратно открыла серебряную крышку.

Она обмакнула в зелье длинные белые пальцы и стала размазывать его по моему лицу, попутно объясняя происходящее:

— Сегодня я сделаю это за тебя, но ты должен будешь научиться наносить бальзам бледности сам, без посторонней помощи. Потренируйся дома перед зеркалом.

— Не думаю, что это так уж сложно, — возразил я для порядка, внутренне наслаждаясь прикосновениями пальцев Алексии к своему лицу.

— Каждый раз, когда ты будешь приходить на какое-нибудь кладбище, не забывай надевать чёрное, — продолжала нашептывать она. — Прежде чем перебраться через ограду, обязательно нанеси грим на лицо и не забудь накрасить губы. Так поступаем все мы, члены ордена бледных.

— Что я с этого буду иметь?

— Подожди, узнаешь. Очень скоро, уверяю тебя, — загадочно улыбаясь, ответила Алексия. — Еще одна ночь — и тебе откроется наша главная тайна.

После этих слов я некоторое время стоял молча, наслаждаясь работой прекрасной гримерши. Наложив первый слой крема, она стала размазывать его по моим щекам ладонями, чтобы добиться равномерности распределения маски.

— Дай мне свою помаду, — попросила Алексия у Лорены, которая в ответ заявила:

— Я сама ее покупала для него, так что дай-ка сама и чмокалки ему подведу.

По правде говоря, прикосновение помады к губам вызвало у меня не самые приятные ощущения. Меня просто передернуло от отвращения. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь стану красить губы!.. Так я и стоял — с изящным флакончиком в одной руке и с губной помадой в другой. Что же, теперь у меня был полный набор атрибутов… за исключением того, на который я обратил внимание еще во время нашей первой встречи. Именно он интересовал меня больше всего.

— Как насчет цветка на лацкан?

— Не волнуйся, уж про это мы точно не забыли, — заверила меня Алексия.

С этими словами она аккуратно вынула из кармана маленький фиолетовый цветок, протянула мне его в аккуратно сложенных ладонях и сказала:

— Ты — счастливый парень, тебе повезло. Ты сейчас стоишь на пороге другого мира и готов распахнуть дверь, преграждающую путь.

Она протянула мне булавку, помогла аккуратно и вместе с тем надежно закрепить цветок на отвороте воротника моего пальто.