Беглый огонь - Александр Зорич Страница 18

Именно Любомир осуществлял, так сказать, первичный осмотр товара, сбивал цены, пугал новичков «неликвидом» и все в таком духе. Хуарес лишь расплачивался, да и то не за всякий хабар, а только за самый ценный или редкий. Когда суммы были внушительными. Случалось, Хуарес хотел своими глазами посмотреть на новичка – что за пацан, на многое ли способен, не слишком ли горяч. Тогда Любомир забивал для него стрелку.

– Добыл то, что он просил. Так что пусть готовит наличность.

– И много наличности?

– Много. Во-первых, за «колокол»…

Любомир присвистнул, и в карих его глазах заплясали алчные искорки.

Я уже не в первый раз подумал о том, что Любомир, должно быть, у Хуареса на проценте. Иначе откуда эти алчные искорки? Да и потом, говоря со мной о Хуаресе, Любомир все чаще употреблял местоимение «мы».

– А во-вторых?

– Во-вторых, за «ведьмину косу». Хуарес ее давеча заказывал.

– Если заказывал, значит, возьмет, будь спокоен, – заверил меня Любомир. – Но только…

– Только что? – Я посмотрел на Любомира своим самым нешутейным взглядом.

– Столько денег у нас сейчас не будет… Сегодня ведь закупки. А у тебя уж больно суммы крупные. Вот к вечеру – может быть, и наскребем. Часикам этак к семи.

– С пониманием. Потому и зашел, чтобы вы морально готовились! Ты думаешь, мне так выпить хочется, что даже в душ зайти лень? – Я провел пятерней по своей заляпанной грязью куртке. Не то чтобы в жизни я был каким щеголем. Но и как бродяга – оборванным и грязным – отродясь не ходил. Всегда старался соответствовать.

Отвечая на мою тираду, Любомир, с привычной монотонностью протиравший в продолжение всего разговора бокал за бокалом, лишь пожал плечами. Дескать, мало ли.

Он, конечно, знал жизнь не по книгам. Случалось, наш брат сталкер заявлялся в «Лейку» с кровоточащими ранами и даже со свежеоторванными конечностями. И на этом при–фронтовом фоне Любомиру было трудно удивляться несвежести воротничка и некоторой… хм… романтической небритости какого-то там Комбата.

– Короче, я сейчас в свою берлогу двину. Помоюсь, отосплюсь… А к семи буду – как штык! Надеюсь, здесь меня будут ждать как минимум мои денежки.

– Хуарес подтянется, не переживай.

– А можно я с тобой? – Мариша просительно сложила ладошки. – Любомир меня отпустит. Правда же, Любомир?

– Нет. Что бы ни сказал Любомир, со мной тебе все равно нельзя, милая. Когда я говорю «отосплюсь», я имею в виду сон, а не что-нибудь еще!

Мариша разочарованно примолкла.

Девчонки за дальним столом – они, конечно, все слышали – снова громко прыснули. Ох и задаст же мне Мариша трепку этим вечером!

А впрочем, пусть. Чем больше злится, тем горячее страсть.

Да и вообще с бабами надо строго. Не то сядут тебе на шею и будут ездить, я говорю.

Возле покосившейся калитки, что обозначала начало моих владений, я оглянулся и в последний раз просканировал ближайшие, уже кое-где пожелтевшие кусты, чтобы убедиться, что погони за мной нет. Погони не было. По трухлявым ступеням взошел на крылечко своего бунгало, стоящего на четырех бетонных сваях.

Во время припадков хорошего настроения (у меня они обычно совпадают с состоянием алкогольного опьянения) я называл свое место жительства избушкой на курьих ножках.

Не столько из-за свай, сколько из-за общей инфернальности, которой, несомненно, дышало на посторонних мое жилище.

Ох и страшной же на вид была моя скромная избушечка!

Крытая выцветшим толем низкая крыша. Старые, рассохшиеся рамы. Глухие жалюзи изнутри окон. Темно-бурая, обросшая грибком печная труба, из которой иногда все же вьется сизый дымок. Покосившиеся стены, отделанные некачественным сайдингом в годы моего счастливого детства (пришедшегося на второе десятилетие первичного накопления капитала по Марксу). Сайдинг счастливо оброс мхом и еще какой-то дрянью, похожей на беспризорную «крупку», что водилась в Зоне. Названия этой дряни я не знал, но относительно нее не без оснований подозревал, что родом она прямехонько из окрестностей Милитари и что занес я ее на своих многое видавших ботинках.

В общем, если кто не понял, жилище вашего Комбата имело жуткий, отвратительный внешний вид.

Картину довершали окрестности моего бунгало – оно стояло на пустыре позади «Лейки», а вокруг колосились чертополохи и лопухи в человеческий рост и лишь позади дома росло несколько кустиков смородины.

Единственная дорога, которая вела к бунгало, во время дождей раскисала и делалась совершенно непроезжей. В остальное же время она производила не многим лучшее впечатление…

«Боже мой! У тебя же есть деньги! Как ты можешь жить в таком вот… доме?!» – обычно говорили мне женщины, которых я волок к себе «на первую чашку чая».

Однако, попав внутрь, мои женщины обычно замолкали.

Иные даже восхищенно ахали.

А иные настолько обуревали от увиденного, что проявляли ко мне благосклонность прямо в прихожей, на низкой обувной тумбочке, даже не дотерпев до гостиной.

Да, внутри мое жуткое бунгало имело отличный ремонт. Стены были ровными, потолок – натяжным, а пол – мраморным и вдобавок «теплым», с нагревательными элементами.

Справа от камина стояло мое любимое кресло-качалка, то самое, где так хорошо тупить, закутавшись в клетчатый плед. Слева от камина – книжный шкаф, где квартировала моя военно-историческая библиотека.

В ванной комнате пенилась послушная джакузи.

Ну и на кухне, понятно, имело место идеальное сочетание вещей, необходимых повару, – простым народом вроде меня называемое емким словосочетанием «полный фарш».

Я уже говорил, что люблю готовить? Нет? Так вот говорю.

Пароварка, духовка, тостер, соковыжималка, мясорубка, шейкер, центрифуга для кремов и, конечно, наборы кастрюлек, ножей, шумовок, плошек и много, много чего еще.

Бывает, меня спрашивают, отчего я прикипел к этой захудалой, расположенной вдали от торных путей «Лейке»?

Отчего не еду искать счастья в другие местечки, прилепившиеся там-сям к Периметру Зоны?

А ведь мог бы – таких, как я, тертых перцев ждут везде. Да хотя бы в поселении Белая Жаба, где мой кореш Одеколон что-то вроде старосты. Или в возрожденном Чернобыле-4. Или вот в Красноармейске, где такая компания сталкеров подобралась, загляденье!

Да потому и не еду я в Красноармейск, что комфорт люблю. А комфорт у меня уже есть.

Однажды сталкер по прозвищу Шар бросал мне укор, что, мол, «кефир, чефир и теплый сортир» – вот мои идеалы. И что, мол, старпер я, для Зоны уже непригодный.

Это было три года назад.

Шар погиб прошлой весной – сгорел в разломе.

А я до сих пор бегаю, несмотря на свои тридцать, да простит мне мое бахвальство Черный Сталкер.